Глаза темные, там бездна, и она манит. Парадоксально, но хочется коснуться и ее, чтобы она перетекла. А потом накрыла и потопила. Странное чувство: бежать от Глеба или позволить его тьме завладеть мной?

То, отчего я убегала, настигло. Сама к этому пришла. Добровольно.

- Потому что сначала мне было не до тебя, Глеб. Я … - делаю глубокий вдох. Сейчас слова - взмахи ножа, могут ранить, могут просто напугать, а могу проткнуть сердце, - любила тебя. Безответно. И много-много лет. Холила в себе надежду, что однажды…. Потом этот глупый план, до сих пор виню себя. И все казалось бы стало хорошо. Но ты как был эгоистом, так и остался. У меня не получилось, хотя я старалась, правда. Но ошиблась. В тебе. В себе, - мой голос уже неспокойной. Я кричу, ругаюсь. Голос надрываю. Мне просто больно. - И я уехала поэтому. Та история с выступлением, потом авария. Ты закрылся, отстранился. Грубость твоя опять же выкручивала все внутри. Я больше не та, с кем тебе хорошо. Я просто никто, пустое место, как и было до всего того, что сама сотворила. Мы вернулись на несколько лет назад.

- У меня друг погиб на моих глазах! - Глеб проговаривает каждое слово, отчетливо, с долей презрения и гнева, на который только способен. Уничтожает меня им.

- И я была рядом, Глеб, - снова кричу. Эмоции все на грани. Мы безумны, варимся в этом коктейле, а потом выпиваем до дна. - Хотела поддержать. Действительно быть тебе еще и просто другом. Но тебе было хорошо одному. А мне просто было больно. Ты выбрал себя, а не нас.

- Хм… ты тупо свалила.

- А зачем мне было оставаться? Смотреть, как ты закрываешься в комнате? Говоришь мне заткнуться? Посылаешь меня? Да я любила тебя, Навицкий! Это ты свалил от меня.

Подхожу еще ближе и бью в грудь. Сильно, сжимая ладони в кулаки. Я не думаю о том, больно ли ему. Потому что хочу причинить ему эту боль, физическую. Исцарапать, оставить синяки. Станет ли мне после этого легче, я не знаю. Это снова порыв, та часть меня, которая не думает о последствиях. Просто идет вперед, преследуя какую-то свою цель.

Глеб стоит и даже не отшатывается, принимает удары на себя. Нет даже попыток остановить меня. Я бы хотела, чтобы он прижал меня к себя, успокоил, просто погладил по голове и сказал, что все будет хорошо.

Слезы льются потоком. Они горькие на вкус и ни капли не прозрачные. Черные слезы отчаяния и страха.

Счет до десяти не помогает. Все чувства на поверхности. Снова. Каждая боль сводит с ума, судорогой. Хочется кричать, орать, чтобы ее вытащили.

- Целых три года после возвращения я каждый гребаный день брала в руки телефон, хотела тебя набрать, но в голове звучал твой голос: заткнись! Передо мной были твои пустые глаза, когда ты смотрел на меня. Хотя нет, - заканчиваю я с таким же презрением, как и он, - не пустые. Там была брезгливость. Такое же, как и детстве. Ты так же на меня смотрел, Навицкий.

- Три года? Ты в Москве три года? - он все-таки отшатывается от меня. Те жалкие сантиметры, что еще были между нами, превратились в бесконечный и непреодолимый путь. - Пи*дец!

- Да. Я вернулась в столицу через год. - Теперь злюсь на себя. - А потом Зойка увидела тебя с Ритой в клубе, как вы обнимались, целовались. Были парой, - голос хрипит, - у тебя уже своя жизнь, Глеб. С ней. Или не с ней. Но точно уже не со мной.

Я выдохлась. Устало опустилась прямо на траву. Говорить больше сил нет, вспоминать прошлое тоже. Последние несколько минут вытянули все силы.

Ветер поднялся и стал сильнее. Гладь воды уже не такая ровная, я вижу небольшие волны. А птицы стали летать ниже. Грядет дождь, и он будет сильным, так говорят.