– Лидия Васильевна, вы слышали, что любовь теперь катать не модно, – говорю я, чтобы побесить хореографа, незаметно любуясь змеиной гибкостью Поли.

– Да ты что, – Лидочка начинает неодобрительно кудахтать, пока я пытаюсь переварить слова Андрея. Пожелания смерти, что-то новенькое. Не нужно принимать близко к сердцу, я просто девочка для битья.

Лидочка всё не замолкает и под конец выдает:

– Ну хоть ты со мной согласна?

– Конечно согласна, – отвечаю я, не слушая, и отъезжаю от нее, чтобы размяться. Мои ноги уже окоченели без движения.

Они возвращаются втроем. Справа от Андрея невысокая женщина средних лет с неброской внешностью. Серая мышь, если не знать, что она владеет сетью юридических фирм по всей стране. Рядовой болельщик не понимает, почему на трансляции камера иногда выхватывает блёклое, изъеденное ранними морщинами лицо женщины, кутающейся в простой пуховик с дешевой опушкой на капюшоне. Ирина Александровна знает цену деньгам, роскошь и напускное богатство её не интересуют. Главный проект Ларионовой – это её сын, с которого она намерена получить крупные дивиденды.

– Здравствуй, Алёна, – Ирина обращается ко мне и присаживается на лавочку, подминая под себя пуховик.

– Начинаем? – заискивает Лидочка.

Мать Андрея разрешает начать.

Think of me, think of me fondly,

When we've said goodbye.

Звуки знаменитой оперы Ллойда Уэббера заполняют арену. Мы катаем любовь Рауля и Кристины, по крайней мере так задумывала Лидочка. Но в тот момент, когда Андрей мёртвой хваткой сжимает моё запястье, я осознаю, что ни о каком невнятном, влюблённом юноше не идет и речи. Мой партнёр упивается ролью Призрака —непризнанного гения, скрывающего уродство за маской.

Когда музыка прекращается, тренеры поворачиваются к Ирине. Она показывает неясный жест, прося продолжать, и Лидочка включает новую запись.

Ритмы Хабанеры бьют по ушам, чем быстрее нарастает темп музыки, тем сильнее трясёт Андрея. Его мокрые от пота ладони скользят по моему телу. Во вращении рука обхватывает талию и съезжает чуть ниже. Андрей не обращает на это никакого внимания. Дальше идёт сложная поддержка. Я и так не могу избавиться от страха перед ними, но сейчас чувствую, как стынет кровь под жилами. Мой партнёр где-то далеко в своих мыслях, вместо Кармен в голове теперь звучит Отче наш. Я знаю, что мои опасения не обоснованы, Андрей ещё ни разу не ронял меня, но сегодня он сам не свой! Он перехватывает меня за бедро, поднимает и, положив на плечо, вращает. К счастью, всё обходится, мой конек мягко касается льда. Я немного расслабляюсь, но зря, ой как зря! Секундная заминка, и я повисаю на Андрее, чтобы не упасть. Докатываем без энтузиазма.

Во время дорожки в конце программы, как только наши лица встречаются совсем близко, он целует меня. Вероятно, пытаясь добавить жизни в танец, или что там было у него в голове в этот момент.

– Ты больной? – беззвучно рычу я, зная, что он не слышит.

Глупое решение, только сбивает нас с толку. Мы теряем время и заканчиваем, не докатав программу целиком.

Охламонов молчит, то и дело бросая взгляд на время, а Лидия Васильевна делает вид, что что-то усердно ищет в ноутбуке.

– Короткий еще куда ни шло, произвольный совсем слабо, – губы Ирины сжаты в тонкую ниточку, а руки сложены у груди. – И убери эту пошлятину, Андрей. Не надо заниматься самодеятельностью. Сколько ещё до Игр осталось? – интересуется она у Охламонова.

– Э, месяц где-то, да, как-то так, – мямлит он.

Мать Андрея кладет пару красных бумажек на клавиатуру прямо перед носом Лидочки.

– Поработайте с ними над актерской игрой, буду очень признательна, – вкрадчиво, но не допуская возражений, говорит она.