Перед глазами всплыло лицо Александра Дворника. Лицо типичной рохли с растерянными глазами, выглядывающими из-за круглых стёкол очков. Дворнику не повезло. Он учился в одном классе с Виктором. Благодаря своей фамилии он стал изгоем. Его дразнили «грёбаным уборщиком» и «очкариком», заставляли делать унизительные вещи. Виктор гнобил Дворника больше всех. Однажды он заставил Александра собирать собачье дерьмо на школьном дворе голыми руками.

– Это твоя работа, Дворник, – хохотал он, тыча одноклассника лицом в говно, как нашкодившего котёнка.

Остальные одноклассники стояли рядом, и никто не встал на защиту Саши. Мальчики ржали как лошади, девочки хихикали. Конечно, у некоторых мелькали мысли о мерзости поведения Виктора, но никто не остановил его, а если бы остановил, то стал бы на колени рядом с Дворником.

Александр закатал рукава до локтя, а Виктор отпустил очередную шуточку из разряда: грязный уборщик боится испачкаться. Дети взорвались хохотом. На лбу Дворника выступили капли пота. Его очки запотели. Щёки раскраснелись. Виктор дал ему пинка, и Саша упал на колени, чудом не задев злополучную кучу. Он умолял Виктора не заставлять его убирать собачью мину. Он просил разрешить ему делать это хотя бы в перчатках, но Виктор был непреклонен. Он вытряс содержимое портфеля Александра на газон. Наряду с учебниками и тетрадями на траве валялся целлофановый пакет с бутербродом. Виктор пнул его ногой, и свёрток оказался возле кучи.

– Соберёшь говно в этот пакет, а потом вынесешь на помойку.

Дворник хотел возразить, но осёкся. Он понимал, что лучше остаться без обеда, чем сожрать бутерброд с собачьим дерьмом.

Когда работа закончилась, на Александре не было лица. Лишь бледное пятно с запотевшими очками. Волосы блестели от пота. Перепачканные руки дрожали.

– Вытри руки, – скомандовал Виктор.

Саша коснулся ладонями травы, но Виктор зарычал, чтобы грёбаный уборщик не портил говном газоны. Голос Виктора заглушал детский смех, но разобрать, что он говорит, было несложно.

– Обо что же мне их вытереть? – робко спросил Дворник, наверняка возмущаясь про себя, с каких пор собачье дерьмо стало его собственным.

– О свой пиджак, – ответил Виктор, не раздумывая.

Дворник подчинился. Его беспомощность не вызывала жалости. Его беспомощность вызывала только приступ дикого смеха. Безнаказанность затягивала, как курение.

Весь оставшийся день от Дворника воняло, хотя он втихаря умудрился застирать испачканный пиджак в школьном туалете. Все шарахались от Александра, затыкая носы, и никто не думал о его ощущениях. Наверное, он готов был провалиться сквозь землю. Наверное, ему было намного хуже, чем Виктору сейчас, закованному в колодках. Но всем было плевать.

Виктор мог надеяться только на наступление спасительного утра. Рассчитывать на пощаду зрителей было неоправданной глупостью. Они жаждали зрелищ так же, как когда-то жаждал зрелищ он. Но он был ребёнком, заставляющим одноклассника собирать руками говно в пакет с бутербродом, а зрители – взрослыми и состоятельными людьми, которых забавляют человеческие унижения в несколько других проявлениях. Избалованные мажоры платили за каждую минуту издевательств, а Дворник получал пинки под зад абсолютно бесплатно, не давая согласия на работу актёром в отличие от Виктора.

– Завтра же уволюсь, – прошептал Виктор, облизывая пересохшие губы.

– Пришло время голосования, – объявил Крис.

Раздались аплодисменты. Присутствующие знали, что значит голосование, а Виктор нет, зато был уверен, что то, что радует зрителей, не может понравиться ему. Он не понимал, что подразумевается под голосованием, но уже ненавидел его.