С падением Калмыковой перешла на сторону повстанцев и Кулагина крепость, «за начальника над казаками был поставлен Матвей Хуртин», возглавляли их Максим Саратовцев и Козьма Прытков. В Кулагиной на сторону Пугачева перешла также команда в 250 казаков, присланная туда с сотником Логиновым, «для пресечения киргиз-кайсацких набегов».
До Гурьева Толкачев не дошел, потому что против него двинулась карательная команда атамана Мостовщикова. Располагая отрядом в 700—1000 человек казаков и казахов, Толкачев разбил Мостовщикова под Горками, затем занял Яицкий городок и осадил его крепость.
Эту радостную весть привезли в Гурьев «доброжелательные киргизцы». «Бывшие там, – рассказывал Щапов, – двое офицеров, приняв осторожность, сделали себе внутри города крепость, в которой как они с командою, так и мы с старшиною Филимоновым и послушными казаками ночным временем пребывание имели и находились со всем оружием, а днем отпускались по квартирам».
3 января 1774 года казаки совсем вышли из повиновения. Комендант Мякишин и казачий атаман Филимонов отныне не только ночью, но и в дневное время укрывались в северо-восточном углу крепости за наскоро сбитой «крепью», установив семь пушек. Положение в городе контролировали повстанцы. С начальством они, правда, не спешили расправляться, ожидая пугачевских отрядов.
Это была их ошибка. Они не подозревали, что купец И. Кулпин и переведенец Астраханской рыбной конторы В. Аршинов повезли тайное донесение в Астрахань.
Гарнизон Сарайчиковской крепости, насчитывающий более ста человек, тоже восстал. В нем осталось «послушных, в том числе и с есаулом, только три человека». Есаул Я. Иванов приготовился бежать.
Ясно, что Мякишин мог возлагать надежды только на Астрахань. В тайном донесении он умолял срочно прислать сотню солдат и артиллеристов. «Кавалерию нельзя, – пишет он, – потому что лошадей кормить нечем, казаки сожгли все сено».
Выступления казаков резко нарушили коммуникации на линии крепостей и форпостов. Борьба правительства против казахских отрядов отвлекала много сил, она буквально парализовала возможность энергично и своевременно направлять карательные отряды на подавление повстанцев-казаков.
«Сверху реки Яика, – писал комендант Гурьевской крепости Мякишин, – то есть от Оренбурга до Яицкого городка по низовой линии, по крепостям и форпостам, почти никакого проезду назад тому третий месяц, да из Гурьева к Оренбургу также никакого отправления писем не имеется. Сначала по причине оказавшегося в этом здешнем краю самозванца, а потом по опасности здесь киргиз-кайсацкого, перешедшего со степной на внутреннюю сторону реки Яика народа».
Мякишину стало известно, что казахи приготовились напасть на Сарайчиковскую крепость, находившуюся в нескольких десятках верст от Гурьева, овладеть ею, а затем захватить Гурьевскую крепость, разорить ее и, забрав крепостную артиллерию, идти на Волгу.
Вскоре в районе Нижнего Яика казахи действительно начинают атаковать форпосты. 11 ноября около 20 всадников ворвались на Яманхалинский форпост, «так что отбить их вооруженно едва было можно». 19 ноября джигиты берут в осаду Зеленовский форпост, расположенный между Кулагиной и Тополинской крепостями. «Киргиз-кайсаки, – доносил есаул Саратовцев, – проезжая каждодневно многолюдным собранием, приступы чинят». 26 ноября комендант Яицкого городка Симанов доносит правительству, что «во всех местах киргиз-кайсаки путь пересекли, а с нижней дистанции уже давно рапортов нет».
Действия казахов у низовых крепостей действительно были более решительными, чем в других местах. Поэтому в первых числах декабря начинается отвод команд из малых форпостов в крупные крепости. Сотня казахов, несших службу в Гурьевском редуте, переводятся в город Гурьев, а гарнизон ямахалинского форпоста – в Баксаевскую крепость.