– Он говорит, что ты и есть мой папочка. Врёт, сволочь! Я что, своего папочку не знаю что ли? А если и папочка?.. Может, это и к лучшему? Зачем мне на каких-то поваров деньги тратить, я им и так хорошо плачу… Отец, пока есть возможность по-человечески, давай, а? Отличная же идея! Я прям завёлся от неё! А то ведь или меня, или я кого… Что с тобой-то будет? Кому ты нужен останешься? А? Тебе всё равно ведь скоро… А? Пока у меня дел не много…

– По-человечески-то, конечно, хочется. Но я ж живой ещё… как же так?… А халат – это я на кухню заходил. Чтоб не запачкался, дали.

– Да что ты со своим халатом?!

– Да и потом, что ж тебе беспокоиться? У тебя дела, работа… Меня, как ветерана, государство обслужит, подешевле…

– Подешевле – это как? В простыню что ли упакуют, вместо ящика?

Дед пожал плечами.

– Вот и молодец! Давай по одной на дорожку. Давай, это… на брудершафт. Тебя как зовут?

– «Твой отец» меня зовут, – твёрдо проговорил Дед, сцепившись с сыном локтями и пытаясь выпить свои сто грамм, не расплескав.

Выпили, облобызались со смаком.

– Ну вот, отец, теперь мы братья навек, – и сын его бросил стакан на пол.

– Хорошо, пусть хоть братья, – махнул Дед рукой, и его стакан тоже улетел вниз. А вслед за стаканом – и он сам.

– В общем, всё! Я как сказал, так и будет! Отец! – закричал вдруг Дедов сын, снова оглядываясь по сторонам. – Чёрт! Куда он запропал? Оте-е-ец!

И сынуля, поднявшись со стула, раскачиваясь, как корабль в штормовую ночь, но всё же держась на ногах, пошёл по ресторану, ища своего родителя.

                                     ***

Детина метра под два ростом и с метр в ширину плечей, и оттого прозванный Слоном, в чёрной щетине и с доходящей цигаркой в раскоряченных пальцах, пустил дым. Сизая струя крутанулась в воздухе и опала сквозь листву.

– Ну вот, отдельная тебе квартира.

– Теперь ведь всё одно. Отдельная… Да уж… А соседей-то сколько! – Дед показал вокруг. – Койка в общежитии, какая там отдельная…

– Да они тихие, – рассмеялся Слон.

– Кто ж их знает…

– Ладно. Давай, отец, залезай.

Старик затоптался на месте.

– Лезь, лезь, не боись. Мы профессионалы. Всё как надо сделаем. Поторопись, а то гвозди совсем заржавеют: под дождь вчера попали. Вон ржа пошла, вишь?

Слон показал порыжевший гвоздь, другой рукой поднял молоток. Крепко затянувшись, бросил окурок на соседнюю могилу и сделал шаг в сторону Деда.

– Всё в порядке будет… – подтолкнул он старика к стоящему раскрытым гробу. – Давай, а то и сегодня осадки обещали. Как шарахнет, и нальет на твою постель, да и тебя замочит. У меня зонта-то нет над тобой держать.

Слон подозвал напарника. Дебеловатого вида парень, сидевший в стороне, поднялся, взял верёвки и подошёл ближе.

– Чего-то неохота… лезть… – дедовы чёрные лакированные туфли, надетые на него в первый и теперь уж, видимо, в последний раз за всё его земное существование, упирались в траву, забрызганную выбранной из могилы землей.

– Да ладно тебе, чего тянуть… К тому же обед скоро, жрать охота. Не порть аппетит, дед. Это только поначалу боязно. Свыкнешься потом…

– А ты откуда знаешь?

– Знать зачем? Представить можно. Лежишь себе, всем ты по фонарю, никто ничего не требует, не дёргает. Слушай, я прямо в зависть впадаю…

– Так может, махнёмся?..

Детина залился жеребцом и ещё ближе подтолкнул Деда ко гробу. Он набрал в левую ладонь побольше гвоздей, помахал молотком, зажатым в правой.

– Да, отсырели гвоздочки. Не обессудь, дед. Хотя, тебе-то какая разница? Никто вас, ржавеющих, не увидит…

Слон снова засмеялся, но не зло, а даже немного сочувственно, с многоточием вздоха вместо точки молчания. Дед подошел ко гробу, провёл по его краю руками, осмотрел ладони и поморщился.