– Шкуркой не прошли, работнички.

– Много хочешь! Домовина твоя копеечная, не дубовая. Так, на первое время… И чего это сынок твой поскупился?

– Небось, на Канары сильно потратился, – пробурчал Дед.

– Небось, – захихикал Слон. – А с другой стороны, сосна – оно к местной природе ближе. Да и знаешь, дед, оно и к лучшему. Было б из дуба, или бука, прознали бы какие любители резьбы по дереву, растащили бы твой дом на поделки, и все дела… Так что перетерпи уж.

Засопел вдруг Дед, отвернулся, поднёс рукав к глазам, промокнул им свои слезинки. Хотел и нос так же утереть, да вспомнил, что в дорогом костюме. Может, и платок для этой нужды в нём найдется?

Дед полез в один карман – не нашёл, в другой – тоже пусто, наконец, в третьем обнаружил… бумажник. Но в бумажнике ничего, кроме одной зелёного цвета бумажки с числом десять, не нашёл. Дед потёр её пальцами, решительно вытащил и вручил Слону.

– Ты уж постарайся, сынок, чтоб всё остальное хоть на совесть было. На вот тебе…

– О-о-о! – удивился Слон. – Привет из Нового Света! Это откуда у тебя?

– С какого ещё света? Это мне сынок подарил, на поездку, а я тебе вот – сувенир на память.

– Чего-то мало он тебе на поездку выделил… – Слон повертел купюру. – Это точно, сувенир. На память. Был, мол, такой-растакой, а это всё, что от него осталось. Не, дед, на совесть не получится. Только на эту десятку.

Дед пошевелил бровями и, отвернувшись от мужиков, полез в тот карман, внутри которого показалась ему дырка, а под той дыркой… Он нащупал что-то упругое и продолговатое. Выдернул это из кармана, чуть вконец не изорвав подкладку, и увидел в руке своей рулончик из таких же, что и десятка, зелёного цвета бумажек, затянутый чёрной резинкой. На верхней бумажке нарисована была цифрами сотня.

Дед аккуратно вытащил верхнюю бумажку, обнаружив под ней такую же, но вторую тянуть не стал, а быстренько спрятал рулончик обратно, чтоб работяги не заметили. Смекнул он, что ежели такими бумажками пользуются в Новом Свете, так может и на Том Свете пригодится. «Странный костюм, – подумал он тут же. – Вроде как новый, а будто кто уже пользовался… Дырки в новом ведь не может быть… Или сынуля специально разодрал, для тайника как бы, чтоб мне с собой на Канары, и никто того не видел бы?»

– На вот, – протянул Дед сотню Слону. – Такая ещё есть. Вроде, поболе – два нуля.

– Ну, «два нуля» – это на нашей, а на этой – сто. Да-а-а, угодил… Это уже на порядок выше. Чей портрет, знаешь?

И растянул бумажку перед Дедом.

– Откуда? Ненашенский же…

– И я не знаю. А давно пора бы выучить… Ещё есть? А то взял бы. Тебе уж не надо.

– Нету больше. Смотри сам. Может, ты чего найдешь…

Слон взял пустое портмоне, пошуровал там грязными пальцами. Отдал деду.

– Ну, нет так нет. И на том спасибо.

Спрятал дедовы купюры в карман брюк и подхватил старика под руки.

– Ноги вытри. В новый дом всё-таки входишь. Стряхни прах земной.

– Обо что?

Слон покрутил головой. Тряпок поблизости никаких не было. Всё так же молча стоял дебеловатый парень с верёвками, дожидаясь, когда понадобится.

– Эй, бросай сюда, – Слон указал на землю перед дедовыми туфлями.

Верёвки хлестанули Деду по коленям и шмякнулись точно на мыски.

– Руки-то запачкаете потом, о прах земной.

– Ничего, перчатки наденем!

Поодаль зашелестела опавшая листва. Мужичок, ростом поменьше Деда, петлял между могил, иногда скашивая путь по заросшим холмикам, что были почти вровень с землёй.

– Эй, Слон! Чего копаешься? Уже все в сборе!

– Обед что ли?

– Здорово живёшь! Уж пять минут как. Глядишь, и ужин скоро… Чего у вас тут?

– Да дедок вот, боится. Уговаривал.