Вот тут Дед и понял, что никуда он не переселился. Потому что, словно внезапно родившийся ураган, налетела на него со стороны родного дома тоска, и принялась тащить за собой через три холма и две деревни. И пожить опять захотелось, ну хотя бы на то время, чтобы дойти до дома своего, увидеть его напоследок, а то и прихватить что с собой на память. «Чего мне теперь боятся, если я на том всё-таки свете? А на этом уж точно ничего не страшно… А-а-а! На том, на этом, пойду, прошвырнусь. Хуже точно не будет… А может, приснилось мне всё? – занадеялся вдруг Дед. – Спьяну-то что только не бывает?»

Он прислушался к происходящему внутри своего организма – вдруг чего да и подскажет о произошедшем? Болела голова, и тело ныло. «Да, погулял я на славу…», – вспомнил Дед и рассольчик на кухне, и поварих, и взгляд сына… А дальше? Как же он сюда попал? Спросить что ли у кого? Вернуться и спросить. Да побоялся Дед не только возвращаться, но и оборачиваться даже. Вдруг, правда…

И, перекрестившись на искры позолоченных крестов стоящей вдалеке церкви, пошёл он подальше от этого сомнительного для его сознания места в сторону пыльной дороги.

Шёл Дед и думал: «Вот и умер вроде, и живой тут же… Всё сразу. Домой пойти? Ежели пойти, к вечеру вряд ли вернусь, как мужикам обещал… А зачем возвращаться, раз уже ушёл? Так что теперь? Ну, приду я в пустую избу… Коли я в раю, хлеба меня узорные ждать будут, чистота, сияние, жратвы вдоволь и питиё разное. И песни ангельские… может быть… А может, и нет… А может, и не рай?.. А ежели я здесь ещё, так дома и жратвы никакой нет… К сестре тогда пойду… пущай кормит, раз я завещание на неё оставил. Заодно и сообщу об этом…».

Мимо пролетел стриж, ещё, ещё, чуть не задевая острыми крыльями дедову седую шевелюру. «Птицы небесные… Чего я мучаюсь, голову ломаю? Вот он я есть, чего ещё надо? Тоже летай себе, радуйся. Помер, не помер, какая разница? Всё одно – жизнь».

Дед остановился, проследил за носящимися по воздуху птицами. «Однако, низко летают. К дождю…». И вспомнил про гвозди…

В деревне, что ближе других окрестных деревень была к кладбищу и стояла на пути в его родную, находилась одна причина, из-за которой хотелось Деду обойти все её дома хоть с какой стороны. Но в его годах – какой ходок по перелескам вокруг да около?

Войдя в деревню под названием откровенно простым и безо всяких затей всё говорящим о её жителях – Умники, Дед пошёл осторожнее, стараясь не шуметь. Но ни пугать, ни пугаться было некого. «И где это все? На работах что ли?» – подумал Дед, и тут же из калитки большого дома вышла фигура, в которой не сразу признал он обличие мучившей его «причины» – своего заклятого врага Кольку Лукина. А признав, почувствовал, как к великому ужасу своему, несёт его по инерции прямо на него, и нет никакой возможности ни остановиться, ни хотя бы свернуть. Парень оказался глазастее: в первую же секунду угадал в старике того, кем тот и был, и радостно бросился навстречу.

– Я так и знал, что наврали! Сказали, хоронят тебя, а я и не слыхал, когда ты помер. Живой, значит?

Дед похолодел. Он почувствовал, как немеют пальцы рук, и лицо будто покрывается тонкой сеткой колючего инея. Что ж, не приснилось всё-таки?..

– Разве я на тот свет, с тобой не попрощавшись, отправлюсь? – пробурчал Дед, еле разнимая губы.

– А куда ж ты идёшь, раз не с того света?

– Куда иду – тебе интересу никакого нет. А что не по твоей дороге, это уж точно.

Дед насупился, отодвинул парня в сторону и пошёл дальше. Колька потоптался неуверенно и бросился за Дедом.