В этот вечер я мило побеседовал с тетей Машей и совершенно удовлетворенный лег в постель. Звонить в Москву совершенно расхотелось и я стал даже подумывать, что столичный роман себя исчерпал…

…В эту ночь мне снилась только Жанна.


* * *


На следующее утро я позвонил в районный ОВД, где рассчитывал получить материалы по делу о погибших детях. На всякий случай прихватил с собой малюсенький цифровой диктофон, сделанный под брелок и прикрепленный к связке ключей, и цифровую фотокамеру, замаскированную под пачку «Мальборо». Этот шпионский набор регулярно помогал мне добывать самую уникальную информацию. Это были те самые штучки – дрючки, без которых не мыслилась работа журналиста. Записывающие звук модели с жутко жужжащими проводами отошли, к счастью, в прошлое, как и громоздкие фотоаппараты, от щелчков затворов которых не вздрагивали разве что мертвецы и совершенно глухие товарищи. Новейшие достижения цифровых технологий позволяют нынче делать свою работу тихо, не привлекая излишнего внимания к своим действиям.

Еще вчера я случайно обнаружил за тумбочкой в своем номере телефонную розетку. Она оказалась подключенной к АТС, и я поставил себе на руке небольшой крестик, дабы не забыть купить телефонный аппарат, – теперь и это чудо техники будет в моем распоряжении! За несанкционированное пользование решено было рассчитаться перед отъездом.

По пути в районный отдел внутренних дел, который находился в соседней станице километрах в десяти от Величковки, я заехал в фотолабораторию – экспресс и сдал пленки в проявку, попросив с каждого кадра сделать по одному отпечатку.

Приемщицей здесь была миловидная на вид девушка, и я не удержался и угостил ее большой плиткой шоколада. По ее удивленному виду было заметно, что такой щедрый клиент ей попадается впервые. Зато теперь в фотолаборатории меня знали немного больше, чем просто человека с улицы.

Полным ходом шла уборка урожая, и на трассе то и дело приходилось обгонять грузовики, под завязку наполненные золотистым зерном. Они нескончаемым потоком двигались в сторону видневшегося вдали элеватора. Зрелище было в высшей степени завораживающим, и я даже сделал снимок на память. Да, Кубань, несомненно, житница России!

Отдел представлял собой небольшое старое строение, за которым во внутреннем дворике высилась новостройка – тюрьма, окутанная со всех сторон, словно паутиной, блестевшей в лучах солнца колючей проволокой – «егозой».

– По какому делу? – грозно спросил гориллообразный детина – дежурный, записывая в журнал мои паспортные данные.

– По личному, к начальнику милиции.

– Начальника нет, есть его заместитель Кепочкин, – произнося фамилию он скорчил кислую гримасу.

– Тогда мне к Кепочкину! – обрадовался я – значит, мой знакомый был замом здешнего начальника, неплохо!

«Кепочкин Иван Севостьянович» – прочел я на блестевшей медью табличке и толкнул дверь.

Мой знакомый сидел, развалившись в кресле, положив ноги в армейских ботинках на стол, и, вооружившись пилочкой, пристально изучал свои ногти.

– О, Петр, привет! – не меняя позы поприветствовал он весело, завидя меня в дверях. – Пива хочешь?

– Нет, спасибо, я по делу.

– По делу… – сморщился Кепочкин. – Срочное?

– Я хотел бы ознакомиться с материалами нашумевшего дела о самоубийстве детей в Старовеличковской.

– И ты думаешь, тебе такие материалы предоставят? – удивился моей наивности Кепочкин. – Да кому же охота рыться в архивах? И на каком основании мы должны предоставлять журналистам деловую информацию? – хитро прищурился он.

– Но ведь делам – то этим хода не давали, нет там состава преступления, так, констатация фактов…