Соблазнительно интерпретировать сдержанность Мартино по денежным вопросам как остаточный след «истинной леди», женщины-писательницы, которая пишет из чувства бескорыстного долга, а не ради материальных выгод. Тем не менее упоминание больших прибылей Ханны Мор предполагает, что Мартино намеревалась развенчать этот женский миф. Как она узнала, что Ханна Мор заработала на своих сочинениях тридцать тысяч фунтов, остается интригующей загадкой, поскольку ни в одной биографии этой писательницы сведений о гонорарах нет36. Я предлагаю два объяснения тому, как Мартино пишет о деньгах в «Автобиографии» и личных письмах: одно концептуальное, другое историческое. Я уже отмечала, что Мартино понимала авторство в терминах, которые предвосхищают «схему коммуникации» Дарнтона, тем более что на первый план в профессиональном развитии она выдвигает роли редактора, издателя и читателя. Кроме опытного читателя (редактора) и сочувствующего читателя (членов семьи автора), важную роль в восприятии себя как профессионального писателя для Мартино играет обычный читатель – читающая публика. Она не рассматривает своих читателей как потребителей, покупателей и, следовательно, не видит их как источник финансовой выгоды. Скорее, читатели для Мартино – это умы и сердца, на которые она как автор хочет воздействовать. Способность убеждать читателей, побуждать их не только чувствовать, но и действовать играет решающую роль в концепции авторства Мартино, даже больше, чем в модели Дарнтона.
Эта точка зрения едва заметна в рассказе о реакции брата Мартино на ее статью в Monthly Repository, но она проступает более явно в автобиографическом письме Хорну об «Иллюстрациях политической экономии» (1832–1834) и, в более общем смысле, о ее литературной карьере. Она пишет Хорну:
Американцы рассказывали мне, что каждая моя повесть и каждое мнение сопровождалось ощутимыми изменениями в правительстве или парламенте. Сначала я смеялась, но после некоторых размышлений это кажется правдой. – Откуда Гизо получил сведения, я не знаю… но перед визитом он сказал, что мой случай новый, – что за всю историю не бывало, чтобы женщина имела солидное политическое влияние, кроме как через какого-то умного мужчину37.
Влияние на публичную сферу, влияние на общество и правительство – в 1820–1830‑х годах этого было проще всего достичь с помощью публикаций в прессе. Или публикации были заметнее, если учесть, с какой скоростью тогда писали, печатали и откликались на напечатанное. Если «Молитвенные упражнения», которые Мартино издала за свой счет, могли воздействовать на духовную жизнь читателя, опубликованные Хоулстоном нравоучительные рассказы могли повлиять на моральные устои человека, публикации Мартино в прессе имели более масштабные последствия. Ее первые книги были связаны с частной сферой, а публикации в периодике – с публикойa. В рамках модели «схемы коммуникации» Дарнтона мы могли бы сказать, что в периодических изданиях связи между писательницей и ее читателями проступают более явно, чем в книгах.
Мы также можем поместить рассказ Мартино об авторстве в контекст споров о статусе и ценности профессионального письма, разгоревшихся в 1840–1850‑е. В своей статье 1847 года Льюис много сравнивает уровни доходов современных ему авторов в разных европейских странах, чтобы документально подтвердить социальный статус английских авторов и улучшить условия их труда. Несмотря на пристальное внимание к гонорарам, Льюис завершает статью апологией – почти как в «В защиту поэзии» Шелли – вклада современного литератора в благополучие нации: