и антисистемой. Простое и легкоопределяемое по внешнему обводу, оно имеет сложнейшее, многосегментное внутреннее строение.

Революция позволила доказать, что только социализм и коммунизм могут урегулировать любые свои внутренние противоречия, а до того – снять антагонистические, накопленные капиталистическим обществом, которое от природы неспособно к их решению. Неумение позднесоветского «социализма» справиться с внутренними противоречиями дополнительно подтверждает правоту нашей революции, тотально антитроцкистской, антибухаринской, антихрущёвской, антибрежневской и антигорбачёвской. Разумеется, не по политической форме, а по духовному и материальному содержанию.

Капитализм без удержу врал, стараясь скрыть от страждущих даже перечень достославных имён и наследий прошлого, не говоря уже об их идейной содержательности. Он без удержу врёт об именной и идейной сокровищнице настоящего. Это ему удаётся и сходит с рук благодаря тщательно выстроенным и интегрированным в него институтам лжи, коей обильно полито всё исходящее от него. Он не доверяет никому и ничему. Даже в относительно мирной академической среде, особенно при науке под названием «история», им была создана сеть надсмотрщиков, полицейских, жандармов.

Что с того, что полиция истории не имеет стальных наручников и резиновых дубинок. Она нередко свирепствует «покруче» обычных стражей порядка. Столетиями ею истреблялось то, что ценнее даже человеческой жизни: правда, истина, смысл этой самой жизни. Этой полиции нельзя будет рассчитывать на прощение ни под какими надуманными, демагогическими предлогами типа «свободы и плюрализма исторических мнений и толкований». Истинность историографии, историков заключается в их свободе от заданного плюрализма и от планируемых мнений с заказанными и согласованными толкованиями. Она – в единственно верном пути, житейски подчинённом чему угодно, а научно – исключительно антисистемной исследовательской методологии. Шире и глубже последней в социальной природе ничего нет. Всё остальное – иррациональное отражение мира, его кривое зеркало. Используя неизящные сравнения, скажем: если бы ложь выражалась мочой, то вся прокапиталистическая история уподобилась бы писсуару, а прокапиталистические историки – мочеиспускательным каналам.

Считается, что первой жертвой на любой войне является правда. Война между системой и антисистемой вечна, покуда существуют обе. Вечна и первая жертва этой войны. Но! Система убивает правду, даже если может этого не делать, убивает осознанно, с удовольствием, не брезгуя подлостью. В антисистеме с правдой обращаются предельно щадяще, она – неумышленная или в худшем случае неизбежная жертва. Редкая НАША ложь во спасение и постоянное ИХ спасение во лжи – это антиподы. Конечно, правда у каждого своя. Но истина одна. Вот где кончается всякое, порой даже внешнее сходство воюющих сторон. Ибо пусть вокруг антикапитализма нечаянно погибнут сто, тысяча правд – он никогда не потеряет истинности. А капитализм никогда эту истинность не обретёт, даже окружённый толпами живых правд, тем более плавая в кровавом море правд мёртвых.

Отсюда. Есть выражение «суд истории». Капиталисты пытаются придать ему характер универсальной объективности, которая, однако, толкуется ими весьма произвольно. А мы не скрываем, например, что жертва не обязана быть объективной по отношению к преступнику. Это будет псевдообъективность, это принесение жертвы ещё раз в жертву – крючкотворчеству, мелочности, пародии на справедливость. В этом случае жертва должна надеяться на собственное историческое судопроизводство, а не на третейское. Перефразируя: никто не даст нам избавленья – ни бог, ни царь, ни герой, ни чей-то суд. И далее: добьёмся мы приговора и освобожденья своею собственной рукой.