.) Учитывая эту ситуацию, Сталин не решался покарать китайцев силой оружия, несмотря на понукания Ворошилова, но, после того как советский генеральный консул в Токио получил заверения от японского промышленника с хорошими связями, что японцы не будут вмешиваться в советско-китайский конфликт, если только силы Красной армии воздержатся от глубокого вторжения в Маньчжурию, Сталин дал добро на военное решение [169]. С обеих сторон было мобилизовано более 300 тысяч солдат, моряков и летчиков, включая советские резервы и пограничников, в итоге на фронт или в его окрестности было отправлено около 20 % всей Красной армии. Блюхер составил военный план (воспользовавшись дореволюционными архивами); Ворошилов сделал своей полевой ставкой Читу. И Чан Кайши, и Молодой Маршал недооценили советскую решимость и возможности, включая превосходящие военно-воздушные силы и способное полевое командование.

Наступление Блюхера было расчетливо задумано так, чтобы разбить врага, прежде чем он успеет сосредоточить свои силы. Проведя комбинированную воздушно-водно-сухопутную операцию, он стремительными маневрами всего за двое суток окружил китайские войска, несмотря на нехватку артиллерии в советских частях. Дальневосточная армия действовала в двух выступах, разделенных расстоянием в 600 миль, причем ей удалось синхронизировать три крупные операции: наступление силами флота и высадку десантов на реке Сунгари (октябрь 1929 года), удар с запада от Маньчжоли и удар с востока от Суйфынхе (ноябрь 1929 года). По заявлению советских властей, их силы потеряли убитыми всего 812 человек (хотя наверняка потери были выше) [170]. Дальневосточная армия была награждена орденом Красного Знамени [171]. Некоторые иностранные газеты на Дальнем Востоке восхваляли Блюхера как «красного Наполеона» [172]. Китайское правительство запросило мира, согласившись восстановить совместный советско-китайский контроль над железной дорогой, а также «разоружить белогвардейские части и изгнать их организаторов и подстрекателей из трех восточных провинций [Китая]» [173]. Действия советских войск за пределами СССР усилили глубокую обеспокоенность польских и французских дипломатов. В свою очередь, командование японской Квантунской армии было не в восторге от советских успехов в Маньчжурии. Высокопоставленные должностные лица в Токио, допустившие ослабление китайских сил в столкновении с Красной армией, теперь пришли к выводу, что китайские войска могут быть легко разбиты, а это могло повлечь за собой советско-японское столкновение [174].

Сталин был в восторге. «Видно, здорово их [то есть китайцев] попугали наши ребята из Дальне-Вост[очной] армии, – злорадно писал он 5 декабря 1929 года Молотову (теперь уже тот был в отпуске). – Америку и Англию с Францией с их попыткой вмешательства довольно грубо отбрили. Мы не могли иначе поступить. Пусть знают большевиков! Думаю, что китайские помещики не забудут предметных уроков, преподанных им дальневосточниками». К этому он добавлял: «Дела с хлебозаготовками идут… Подымаем нормы снабжения в пром[ышленных] городах вроде Иваново-Возн[есенска], Харькова и т. п. Бурным потоком растет колхоз[ное] движение. Машин и тракторов, конечно, не хватает (куда там!), но уже простое объединение крестьянских орудий дает колоссальное увеличение посевных площадей» [175].

Победа на всех фронтах

С 5 по 10 декабря 1929 года прошел организованный властями Первый всесоюзный съезд ударных бригад. «Здесь выступали рабочие, которые говорили не только о своей фабрике, о своем заводе, они говорили о планировании вообще, о стандартизации, о контрольных цифрах и т. д., – распинался с трибуны Валериан Куйбышев, глава Высшего совета народного хозяйства. – Так могли говорить люди, которые чувствуют себя хозяевами всей страны»