. К концу пятилетки численность бойцов Красной армии задавалась на уровне 643 700 человек. Требовалось улучшить условия проживания солдат и не допускать среди них «кулацких настроений, антисемитизма, [и] извращенных дисциплинарных практик» (дедовщины). Во втором постановлении, касавшемся собственно военных заводов, с сожалением отмечалось, что они находятся в ведении «касты старых специалистов царского времени», многим из которых были предъявлены обвинения во «вредительстве». Ворошилов поручил штабу армии, во главе которого стоял Б. М. Шапошников, бывший царский офицер родом из оренбургских казаков, пересмотреть его экономические планы и методы руководства с целью обеспечить массовый выпуск современных самолетов, артиллерии и танков [109]. «У всех осталось прекрасное впечатление, – писал управляющий делами наркомата Ворошилову о секретных постановлениях. – Борис Мих[айлович Шапошников] так даже заявил, что от этого документа он получил большую зарядку, чем от своего лечения в Германии» [110].

К тому времени уже много лет продолжалось тайное военное сотрудничество с Германией, нарушавшее положения Версальского договора. Более 100 советских офицеров окончили курсы академии германского Генерального штаба по военному искусству. (Некоторые немецкие офицеры, включая Фридриха Паулюса, приезжали в Москву читать лекции [111].) Большая часть советского генералитета, включая Михаила Тухачевского, бывала в Германии с недолгими визитами, но некоторые обучались там долгое время, в частности Иероним Уборевич находился там на учебе с конца 1927 по начало 1929 года [112]. Этот крестьянин из Литвы (где не было крепостного права), при царе закончивший артиллерийское училище, а в 1917 году вставший на сторону большевиков, бегло говорил по-немецки, своей точностью, пунктуальностью и профессионализмом походил на офицеров германского Генерального штаба и восхищался немецкой техникой и организацией. Он стал любимцем рейхсвера, в то же время пользуясь расположением Сталина, который поставил его во главе нового управления вооружений [113]. Весь танковый парк Красной армии насчитывал не более 90 машин, по большей части еще времен Великой войны, в частности это были французские танки, захваченные у белых. За время, прошедшее после Великой войны, в сфере артиллерии происходили стремительные технические изменения, однако в августе 1929 года Сталин получил еще один убийственный доклад, в котором указывалось, что артиллерия Красной армии находится «почти на том же техническом уровне, на котором она состояла в 1917 году, если не в 1914 году», несмотря на значительные расходы [114]. В конце лета и осенью 1929 года почти все управление и инспекторат артиллерии были арестованы за вредительство. Десять человек были расстреляны; прочие «дали показания» на военспецов из числа бывших царских офицеров, служивших в других родах войск, помимо артиллерии, что предвещало новые аресты [115].

На коротком поводке

Любой диктатор рискует быть свергнутым, когда ради усиления своей власти он укрепляет тайную полицию. Сделанная Каменевым «запись» его разговора с Бухариным включала и слова последнего о поддержке со стороны ОГПУ («Ягода и Трилиссер с нами»). Генрих Ягода и Меер Трилиссер, известный также как Михаил Москвин, давний глава внешней разведки ОГПУ и наряду с Ягодой заместитель председателя ОГПУ, были вынуждены представить Сталину письменные объяснения, копия которых была направлена Орджоникидзе как председателю партийной Контрольной комиссии [116]. Ягоде пришлось сознаться, что он регулярно встречался с Рыковым, который как-никак был главой правительства, – эти встречи происходили в том числе на квартире Рыкова (находившейся в том же здании, что и квартира Сталина). И Ягода, и Рыков были родом из Поволжья