Сталин отметил, что фашистский режим в Италии не стал помехой для хороших двусторонних отношений с СССР, и объявил «мнимыми» сетования Германии на то, что многочисленные пакты о ненападении, заключенные СССР, означают его «переориентацию» на Западную Европу. «У нас не было ориентации на Германию, так же как у нас нет ориентации на Польшу и Францию, – заявил Сталин. – Мы ориентировались в прошлом и ориентируемся в настоящем… только на СССР. (Бурные аплодисменты.)» Предупредил он и Японию: «Кто хочет мира и добивается деловых связей с нами, тот всегда найдет у нас поддержку. А те, которые попытаются напасть на нашу страну, – получат сокрушительный отпор, чтобы впредь не повадно было им совать свое свиное рыло в наш советский огород. (Гром аплодисментов.)» [1094]

Пока Сталин наслаждался спектаклем в Большом Кремлевском дворце, неожиданно напомнил о себе Гитлер, объявив о подписании десятилетней декларации о ненападении с Польшей. В тексте декларации не содержалось признания существующих границ, но обе стороны дали сенсационное обещание не «прибегать к силе при урегулировании подобных споров», которые могут возникнуть в отношениях между ними [1095]. Внешнеполитический советник Гитлера Альфред Розенберг ранее поклялся уничтожить Польшу. Участие Польши в этом соглашении было не менее поразительным: страна состояла в военном союзе с Францией, а также в оборонительном союзе с Румынией (оба были заключены в 1921 году). Однако Польша располагала лишь слабо оснащенной армией для обороны протяженной границы с двумя динамично развивающимися диктатурами, причем из-за их предшественниц Польша однажды уже исчезла с политической карты. Это ощущение уязвимости усугублялось тем, что, согласно Версальскому договору, населенный преимущественно немцами город Данциг был объявлен независимым «вольным городом» под опекой Лиги Наций, вследствие чего Польша осталась без порта на Балтике, а между германской Восточной Пруссией и остальной Германией был проложен так называемый Польский коридор, ставший залогом нестабильности [1096].

Несмотря на то что данная декларация формально не означала конца франко-польского союза, Гитлер фактически разорвал кольцо враждебных держав. В то же время польский политический класс мечтал о том, чтобы играть независимую роль в европейских делах. Как отмечал в межвоенный период один наблюдатель, «трагедией Польши было то, что она родилась слишком слабой, чтобы стать державой, и слишком сильной для того, чтобы довольствоваться статусом малой страны» [1097]. Французские должностные лица в частном порядке называли Польшу страной-двоеженцем [1098]. Однако Париж, само собой, тоже вел переговоры с Берлином. Пилсудский, после подписания декларации (29.01.1934) приняв французского посла, объяснил ему, что «колебался, тянул время, но франко-германские переговоры привели его к решению ускорить события, поскольку если бы [французские] предложения были приняты Германией, Франция бы открыто вышла из [Версальского] мирного договора» [1099]. Кроме того, польско-германская декларация о ненападении обещала Польше снижение экономической напряженности (а также окончание торговых и тарифных войн). Более того, хотя Франция сделала основой своей безопасности отношения с Англией, а не восточные союзы, французские министры иностранных дел наконец начали посещать Варшаву [1100].

Эти события застали Сталина врасплох в еще большей мере, чем французов. Стремясь не допустить вступления Польши в какие-либо антисоветские альянсы, он дал согласие на тайную встречу Радека, уроженца Галиции, с польскими должностными лицами. Радек полагал, что делавшиеся втихомолку польские жесты в адрес Москвы представляют собой «не маневр, а поворот кругом»