Во время второго перерыва были расставлены столы с угощением и напитками (в стране все еще продолжался голод), и Фадеев стал приставать к Сталину, чтобы тот повторил то, что рассказал на предыдущей встрече с писателями-коммунистами: подробности последних дней Ленина. Сталин поднялся, поднял свой бокал и сказал: «За великого человека, за великого человека», затем повторил эти слова снова, словно был немного пьян. «Ленин понимал, что умирает, – говорил Сталин, – и попросил меня однажды, когда мы были наедине, принести ему цианистого калия. „Вы самый жестокий человек в партии, – сказал Ленин, – вы можете это сделать“. – Я ему сначала обещал, а потом не решился. Как это я могу дать Ильичу яд. Жалко человека. А потом, разве можно было знать, как пойдет болезнь. Так я и не дал». После этого были подняты новые тосты и участники встречи стали предаваться еще более смелым мечтам (будет построен целый писательский городок; с нехваткой бумаги будет покончено). «Запомнилось еще, как Горький прощался со Сталиным, целуясь по-мужски в усы, – писал Зелинский. – Горький, высокий, наклонялся к Сталину, который стоял прямо, как солдат. Глаза Горького блестят, и он стыдливо, незаметно смахивает слезинку в сторону» [1070].

После этой встречи Фадеев в «Литературной газете» обрушился на своих бывших товарищей по РАПП и сохранил свою влиятельную позицию. Перед Горьким же открылись возможности и предстали дилеммы, с которыми он не сталкивался в Сорренто [1071]. Одна из его первых крупных услуг режиму заключалась в том, что 17 августа 1933 года он возглавил «бригаду» из 120 писателей, которые под надзором ОГПУ повторили маршрут Сталина по Беломорско-Балтийскому каналу и восславили рабский труд во имя так называемого высшего гуманизма. «…я видел грандиозные сооружения – плотины, шлюзы, дамбы и новый водный путь», – писал в одной из многочисленных благодарственных записок Ягоде сатирик Михаил Зощенко (22 августа). «[но] Меня больше всего поразили люди, которые там работали и которые организовали эту работу. Я увидел воров и бандитов (нынче ударников), которые произносили речи человеческим языком, призывая товарищей по работе брать теперь с них пример. Мне не приходилось раньше видеть ГПУ в роли воспитателя, и то, что я увидел, было для меня чрезвычайно радостным» [1072].

На начало 1934 года тираж произведений Сталина в СССР оценивался в 16,5 миллиона экземпляров [1073]. Одни только «Вопросы ленинизма» к тому моменту были изданы на 17 языках общим тиражом более 8 миллионов экземпляров. Однако по-прежнему остро стояла проблема биографии Сталина: его единственное жизнеописание, составленное его помощником Товстухой, было написано еще в 1920-х годах и имело объем газетной статьи [1074]. Хотя Михаил Кольцов написал яркую «Жизнь Сталина» для издания по частям в «Крестьянской газете», она так и осталась неопубликованной – судя по всему, потому, что ее забраковал Сталин [1075].

Между тем авторы зарубежных публикаций изображали вождя мирового пролетариата бандитом и грабителем банков и пересказывали истории о том, как он якобы предавал своих товарищей, будучи осведомителем царской тайной полиции [1076]. Горийский и тифлисский одноклассник Сталина (уехавший в эмиграцию) в своих мемуарах в жанре психоанализа писал, будто бы Сталина бил его отец Бесо и потому «воплощение мыслей об отмщении с самого детства стало для него целью, которой подчинялось все остальное»