Помимо большой семьи и обучения в Гори (служившего билетом наверх), те невзгоды, которые в детстве выпали будущему Сталину, искупал еще один важный момент: вера в Бога. Обездоленной семье Сталина нужно было как-то изыскать серьезные деньги для оплаты обучения в семинарии (40 рублей в год), а также оплаты проживания и стола (100 рублей) и покупки стихаря, служившего формой для семинаристов. 16-летний Джугашвили подал прошение о получении стипендии и получил ее в частичном виде: ему предоставили бесплатное проживание и питание [107]. В поисках денег на оплату обучения Кеке обратилась к приемному отцу Сосо, Кобе Эгнаташвили. У Кобы-большого имелись средства для того, чтобы отправить двух своих выживших родных сыновей в московскую гимназию, и он заплатил и за Кобу-маленького (Сосо). Но если бы Сосо лишился спонсора в лице состоятельного Эгнаташвили и не нашел бы себе другого или если бы ректор семинарии, русский по национальности, лишил Джугашвили частичной стипендии, он вряд ли бы смог продолжать учебу. Он пошел на большой риск, не пожелав бесплатно учиться в светской учительской семинарии, куда его предлагал устроить учитель пения Гогличидзе. Причина, должно быть, заключалась в том, что набожной была не только Кеке, но и ее сын. В воспоминаниях, опубликованных в советскую эпоху, было позволено сообщить читателям о том, что «Первые годы учебы в училище он [Сталин] был очень верующим, аккуратно посещал все богослужения, был заправилой в церковном хоре <…> Он не только выполнял религиозные обряды, но всегда и нам напоминал об их соблюдении» [108]. Будущий Сталин, учившийся в семинарии среди монахов, возможно, подумывал о том, чтобы самому стать монахом. Но изменения, постигшие Российскую империю и весь мир, открыли перед ним совершенно иной путь [109].

Другие живут нашим трудом; они пьют нашу кровь; наше угнетение утоляет их жажду слезами наших жен, детей и родных.

Листовки на грузинском и армянском, распространявшиеся Иосифом Джугашвили, 1902 [110]

Тифлис был полон завораживающей, волшебной красоты. Основанный в V веке в речном ущелье, с VI века ставший резиденцией грузинских царей, Тифлис – называвшийся так и по-персидски, и по-русски – был на столетия старше древнего Киева, не говоря уже о юнцах Москве и Петербурге. По-грузински город звался Тбилиси («теплое место») – возможно, из-за прославленных горячих источников. («Нельзя не упомянуть, – восторгался один путешественник в XIX веке, – что здешние бани не уступят даже константинопольским» [111].) В 1801 году, когда Россия присоединила к себе Восточную Грузию, в Тифлисе насчитывалось около 20 тысяч жителей, причем три четверти из их числа были армянами. К концу столетия население города выросло уже до 160 тысяч человек, в большинстве своем – армян (38 %), за которыми шли русские и грузины при небольшом числе персов и турок [112]. Армянские, грузинские и персидские кварталы взбирались по склонам холмов террасами домов с многоуровневыми балконами, громоздящимися друг на друга в стиле, напоминавшем города османских Балкан или Салоники. Напротив, плоский русский квартал отличался широкими бульварами; там находились внушительный дворец наместника, оперный театр, классическая гимназия № 1, русский православный собор и частные дома русских чиновников и крупной армянской буржуазии. Великие реформы, проведенные в 1860-х годах в Российской империи, привели к созданию органов муниципальной власти, выбиравшихся в условиях серьезного имущественного ценза, и потому богатые армяне составляли большинство имевших право голоса на муниципальных выборах в Тифлисе, благодаря чему городская дума контролировалась армянскими купцами. Но они не имели никакого влияния на исполнительные органы имперской администрации, управлявшиеся назначенными в них русскими, немцами и поляками, нередко опиравшимися на грузинских дворян, для которых государственные должности становились источником обогащения