В 1890/1891 учебном году Сосо был вынужден остаться в классе на второй год из-за происшествия с фаэтоном, но он принялся за занятия с еще большим упорством. Те, кто знал его, вспоминали, будто бы он никогда не опаздывал на уроки и все свое свободное время проводил за книгой – и эти утверждения производят впечатление правды [98]. «Это был очень способный мальчик, неизменно шедший первым учеником в своем классе», – вспоминал его бывший школьный товарищ, добавляя, что «Первым он был и во всех играх и развлечениях». По воспоминаниям некоторых одноклассников, Сосо возмущался, когда мальчиков-грузин ставили в угол в наказание за то, что они разговаривали на родном языке; другие вспоминали, что он не боялся просить учителей, носивших впечатляющие форменные мундиры с золотыми пуговицами, за других учеников. Если Сосо действительно заступался перед учителями за учеников, то, вероятно, потому, что учитель русского языка – носивший кличку «жандарм» – выбрал его в качестве старосты класса, обязанного следить за дисциплиной. Но какую бы роль он ни играл в качестве посредника, все учителя, включая и грузинских, ценили усердие Сосо и готовность отвечать у доски [99]. Он пел русские и грузинские народные песни, романсы Чайковского, изучал церковнославянский и греческий языки, и его выбирали читать литургию и петь псалмы в церкви. Он получил от училища награду: псалтырь с надписью «Иосифу Джугашвили <…> за превосходные успехи, примерное поведение и превосходное чтение псалтыря» [100]. Один его одноклассник с восхищением вспоминал, как Сосо и другие хористы «в своих стихарях, коленопреклоненные, с поднятыми лицами поют ангельскими голосами вечерню перед другими мальчиками, распростертыми в неземном экстазе» [101].

Во всем этом присутствовала и прозаическая сторона: ради того, чтобы свести концы с концами, Кеке убиралась в училище (за 10 рублей в месяц). Возможно, что она также работала прислугой в доме у директора училища, хотя в какой-то момент получила постоянное место швеи в местной «модной» лавке и, наконец, перебралась с сыном в квартиру на Соборной улице в Гори [102]. Однако вскоре Сосо за успехи в учебе был освобожден от платы за обучение и даже стал получать ежемесячную стипендию в 3 рубля, впоследствии возросшую до 3 рублей 50 копеек, а затем и до 7 рублей. Возможно, это лучшее доказательство того, что мальчик из распавшейся семьи выделялся как один из лучших учеников в Гори [103]. Окончив школу весной 1894 года, в солидном возрасте в 15 с половиной лет, он мог бы поступить в Горийскую учительскую семинарию, что стало бы еще одним шагом вверх по социальной лестнице. Появился и еще более привлекательный вариант: учитель пения Симон Гогличидзе, переводившийся в Тифлисскую учительскую семинарию имени царя Александра, пообещал, что может устроить своего лучшего горийского ученика на заветное полностью оплачиваемое место в государственном учебном заведении. Это было очень заманчивое предложение в глазах малоимущей семьи. Но вместо этого Сосо сдал вступительные экзамены в Тифлисскую духовную семинарию, решив стать священником. Он получил отличные оценки почти по всем экзаменам – на знание Библии, по церковнославянскому, по русскому, на знание катехизиса, по греческому, по географии, по чистописанию (хотя и не по арифметике) – и был зачислен в семинарию. Сбывались его мечты. Тифлисская семинария – наряду со светскими гимназиями этого города для мальчиков и девочек из зажиточных семей – представляла собой высшую ступень образовательной лестницы на Кавказе, где власти Российской империи не пожелали создавать университет. Шестигодичное обучение в семинарии (куда обычно поступали в 14-летнем возрасте) как минимум давало возможность получить место приходского священника или деревенского учителя в сельской Грузии, но для более амбициозных учеников семинария могла послужить трамплином для поступления в один из университетов империи.