. В нем было что-то мальчишеское; как вспоминал один из его друзей, «Мы, его друзья, нередко видели, как Сосо <…> слегка выставив левое плечо вперед и слегка согнув правую руку, с папироской в руке спешит куда-то среди уличной толпы». Называться мстителем Кобой (что по-турецки означает «неукротимый»), несомненно, импонировало ему куда больше, чем слышать такие клички, как Калека или Рябой. Однако стоит подчеркнуть, что Яков Эгнаташвили, ставший для Сосо Джугашвили приемным отцом, тоже имел прозвище Коба, являвшееся чем-то вроде уменьшительного от Якоби – грузинского варианта его имени.

Те, кто писал о Сталине, слишком много внимания уделяли недостаткам Бесо, и слишком мало – поддержке со стороны Якова (Кобы) Эгнаташвили. Кроме того, слишком много внимания уделялось и роли насилия в ранние годы жизни Сосо Джугашвили. Бесо избивал сына в гневе, вымещая на нем свои унижения, и без какой-либо особенной причины; любящая мать тоже била мальчика. (Бесо поколачивал Кеке, а та, в свою очередь, иногда устраивала взбучки мужу за его пьянство [93].) Разумеется, немалому числу детей довелось получать побои от одного или обоих родителей. Да и Гори не был средоточием какой-либо особенно жестокой восточной культуры. Само собой, ежегодный праздник Великого понедельника (на пасхальной неделе), отмечавшийся в память об изгнании персов-мусульман в 1634 году, сопровождался вечерними кулачными боями по всему Гори. Город разделялся на национальные команды, в целом насчитывавшие до тысячи или больше бойцов, а в качестве судей выступали пьяные попы. Роль застрельщиков выполняли дети, к которым затем присоединялись взрослые, и Сосо не упускал случая поучаствовать в этом развлечении [94]. Но такое праздничное насилие – яростные потасовки, за которыми следовали потные объятия – было типично для всей Российской империи, от украинских рыночных городков до сибирских сел, и Гори ничем не выделялся из общего ряда. Более того, те проявления жестокости, которые приписываются молодому Сталину, в большинстве случаев едва ли можно назвать неслыханным делом для мальчишек. В Гори проводились состязания по борьбе, а худощавый, жилистый Сосо во время подобных схваток на школьном дворе, говорят, проявлял себя упорным, хотя и нечестным бойцом, демонстрировавшим изрядную силу, несмотря на искалеченную левую руку. Согласно некоторым утверждениям, он не отказывался от поединков с более сильными противниками и порой бывал избит до полусмерти. Но Сосо явно старался идти по стопам знаменитого человека, заменившего ему отца, – представители клана Эгнаташвили во главе со своим патриархом были чемпионами Гори по борьбе. «Маленький Сталин не без успеха боксировал и боролся», – вспоминал Иосиф (Сосо) Давришеви, сын полицейского [95].

Напротив, жизнь Бесо катилась под откос. Судя по всему, он ушел с фабрики Адельханова вскоре после неудачной попытки заставить сына вернуться туда. Он пытался добиться успеха, занимаясь починкой обуви в киоске на Армянском базаре в Тифлисе, но из этого, кажется, ничего не вышло. О том, на какие средства он существовал в дальнейшем, у нас нет достоверных сведений; согласно некоторым источникам, в конце концов Бесо стал бродягой, хотя есть указания и на то, что он не оставил своего ремесла, возможно, устроившись в мастерскую по починке одежды [96]. Впоследствии Сталин разъяснит, что причиной его «пролетарского» происхождения стало движение отца по нисходящей: «мой отец рабочим не рождался, у него была мастерская, были подмастерья, был эксплуататором, – рассказывал он командирам Красной армии в марте 1938 года. – Жили мы неплохо. Мне было 10 лет, когда он разорился в пух и пошел в пролетарии. Я бы не сказал, что он с радостью ушел в пролетарии. Он все время ругался, не повезло, пошел в пролетарии. То, что ему не повезло, что он разорился, мне ставится в заслугу. Уверяю вас, это смешное дело (смех)»