– Только это секрет! Великая тайна! В этом году мы должны взять власть. Я отвечаю за Ленинград. На мне Киров. Понимаешь?

– В смысле Киров?

Николаев поведал жене, что в глубоком подполье действуют некие могущественные силы, которые готовят государственный переворот. При этом, он (Николаев) один из руководителей заговора.

Драуле прониклась уважением к мужу и сделалась такой милой, какой была только до свадьбы.

Видя такое дело, Николаев теперь каждый день и даже по много раз в день рассуждал перед женой о заговоре, убийстве Кирове и скором приходе новой власти, в которой он будет играть первую скрипку.

Он говорил об этом так часто, что через некоторое время настолько вошел в роль, что сам поверил в свои россказни.

Теперь, наряду с пунктиком, что ему должны дать путевку в санаторий, у Николаева появился новый пунктик, что он выполняет чье-то тайное задание убить Кирова.

Свыкнувшись с этой мыслью, Николаев стал прикидывать план убийства.

Он достал из рабочего стола наган, который ему выдали на работе во время Гражданской войны (тогда это была общая практика) и стал ездить на стрельбище упражняться в стрельбе.

Примерно через месяц он вполне сносно овладел оружием.

Во всей этой ситуации его смущало только одно.

– Почему со мной до сих пор никто не вышел на связь? – иногда думал он. – Где наша тайная организация? У меня нет сомнения, что они за мной наблюдают, но почему не дают о себе знать?! Видимо потому, что ждут от меня конкретных действий. Мне надо убить Кирова, и тогда со мной обязательно свяжутся и выдадут путевку в санаторий!

Каким-то непостижимым образом два пунктика в голове у Николаева переплелись между собой и связались в узелок.

С определенного момента им овладела полная уверенность, что после убийства Кирова, он получит вожделенную путевку в санаторий. Об этом свидетельствует стихотворение, которое он написал незадолго до покушения.

Хожу по кабинетам и страдаю!

Путевку себе выбиваю!

Мне отказывают каждый день!

Бюрократам путевку дать лень!

Я безработный уже год!

Жена меня шлет на завод!

И зовёт меня идиот!

А я хочу на курорт!

Я знаю, что бюрократы!

Путевками очень богаты!

Но гонят они меня вон!

Мой дух почти побежден!

Но их победа Пиррова,

Когда я убью Кирова!

Меня друзья найдут!

И путевку в санаторий дадут!

Николаев, который постоянно ошивался в Смольном, выбивая себе путевку, настолько примелькался там, что его воспринимали, как мебель или часы, тикающие на стене.

– Все еще не получил путевку? – дружелюбно спрашивал вахтер на входе, не спрашивая документов.

– Пока нет!

– А я получил! – хвастался вахтер. – В Одессе целый месяц бесплатно отдыхал.

– Куда только не писал. Даже самому Сталину, а воз и ныне там! – тяжко вздыхал Николаев.

– Удачи! – шутливо козырял вахтер.

Работники Смольного относились к Николаеву двойственно. С одной стороны, они дружески пожимали руку, смеялись, шутили и даже целовали его, когда у них было хорошее настроение. С другой стороны, хорошим тоном считалось отказывать Николаеву во всем. Его попытки занять деньги «до получки», стрельнуть сигаретку или попить на халяву чайку наталкивались на стену непонимания. Например, если Николаев заходил в курилку, все дружно делали вид, что курят последнюю сигарету, а если он заглядывал в кабинет, где угощались сладостями, его бесцеремонно выставляли за дверь.

В редкие дни, когда Николаев не приходил в Смольный из-за болезни, его вспоминали шутками-прибаутками.

– Куда наш дурачок-Николаев запропастился? – удивлялись в курилке. – Может какой-нибудь идиот ему по ошибке путевку дал?!

– Вряд ли! Скорее, его самого в психушку загребли! –ржали курильщики.