Я долго не могла сказать брату об этом, боялась. Мучительно обдумывала, откуда могло взяться воспаление лёгких у собаки в душанбинской жаре. И вспомнила. Мы с собачниками часто ходили гулять на канал с прозрачной и ледяной горной водой. Он располагался между жилыми кварталами и Душанбинкой. Вдоль него росло много зелёной, сочной травы, там было уютно. Мы собирались, общались, некоторые купали собак. Я бросала маленький красно-синий мяч с белой полосой в воду. Орта ныряла за ним и возвращала на берег. Это была весёлая игра, я не знала, что она настолько опасна. Может, место, где был абсцесс, застудилось, и это как-то повлияло на здоровье Орты. Я не знаю. Я не доктор.

Но что сделано, то сделано – Орту не вернёшь. Коле я потом всё-таки написала.

Когда мы с мамой приехали в Петербург, у меня с ним был сложный разговор по поводу Орты. Он винил меня, и я тоже винила себя. Прошло уже много времени, а он так и не смог простить меня до конца. Орта прожила с нами всего четыре года.

С тех пор собак у меня не было. Спустя много лет позволила себе завести кота, которого назвала Дусик. Скоро ему исполнится тринадцать лет. Мы купили его у метро в коробке сразу, как переехали в свою квартиру в Петербурге. Но это уже совсем другая история.

У меня есть шрам под коленкой, небольшой белый шрам. Странно, но я почему-то отчётливо помню, как его получила.

Мы с подружками болтались у исполкома. Это были те славные времена, когда мы ощущали себя достаточно большими, но парни нас ещё не волновали. Думаю, класс шестой-седьмой. Я тогда уже бросила гимнастику, а Гузелька, моя подружка по спорту, наоборот, делала большие успехи. Гуляла она редко, в основном ходила на тренировки и делала уроки. Вся жизнь её была сосредоточена вокруг спорта. Когда я бросила гимнастику, мы стали потихоньку отдаляться друг от друга.

В тот день мы случайно встретились на улице и пошли гулять вместе, как это бывает у детей. Около здания исполкома была большая, искусственно созданная, прямоугольная канава – водоотвод. Она была настолько глубокая, что если спрыгнуть на дно, то края будут выше головы. На дне воды почти не было. Сияли на солнце мелкие камешки, росла трава, и бежал жиденький ручеёк. Мы сидели на краю канавы и болтали ногами. Вдруг Гузелька предложила:

– А давайте через неё прыгать?!

– Давайте! – весело поддержал кто-то из её новых подруг.

Мне стало страшно, так как канава казалась мне огромной, от края до края около двух метров или даже больше.

Гузелька разбежалась и лихо, в шпагате, перемахнула на другую сторону. Задорно улыбаясь, она призывала остальных:

– Ну что, давайте, кто следующий?!

Никто не хотел прыгать, мы все столпились на одном краю и изучали серые шершавые стены канавы.

– Ну чего вы, боитесь, что ли? – крикнула Гузеля с того берега.

Она снова разбежалась и легко перемахнула на наш «трусливый» берег.

– Олька, ты же на гимнастику ходила, давай, у тебя получится! – подбодрила она меня.

Но мне всё равно было страшно и в то же время стыдно, что у меня не получится. Это было похоже на какое-то соревнование. Гузелька любила соревноваться и выигрывать, а я уже чувствовала себя проигравшей.

Попросив девчонок разойтись, я отошла далеко для внушительного разбега. Почему-то я не могла отказаться от этого состязания и где-то в глубине души понимала: всё закончится плохо.

Я отошла метров на десять и побежала по мягкой, ухоженной исполкомовской траве. Перед прыжком чуть замешкалась и представила, что моя левая нога уже там, на другой стороне. Правой оттолкнулась, но, видимо, недостаточно. Я, правда, перепрыгнула, но у меня не хватило сил подтянуть правую ногу, и она всей поверхностью ударилась о бетонную стену. Всё было бы ничего, и я бы отделалась небольшими царапинами, если бы не штырь арматуры, который торчал из бетонной стены.