Нос у меня слабый, сосуды. Официальный диагноз – вегетососудистая дистония. Это когда непонятно, что болит и как это лечится. Кровь хлынула, стекая по рукам и капая на пол. На какое-то время все замерли: и мама, и брат, стоявшие в коридоре. Я совсем ошалела от неожиданности и кинулась на отца, подхватив попавшуюся под руку настольную лампу. Я молотила отца кулаком, лампой, кричала и драла его лицо ногтями. Отец тоже ошалел, такое с ним было впервые. Я размазывала кровь по лицу и рукам и с негодованием орала что-то невнятное.

– Ты что, ты что? – казалось, что отец мгновенно протрезвел и пришёл в себя. – Кидаешься на меня, как пантера!

Он оторопело отошёл в сторону.

Мама придерживала меня, как рефери на ринге, не давая снова кинуться в бой. Брат на всякий случай стоял рядом с отцом, но это было лишнее. Какое-то время мы молча смотрели друг на друга. Я с удивлением отметила, что мне не больно, только обидно. Тогда я окончательно лишилась страха на тему кулачных боёв и дворовых разборок, которые бывали у нас во дворах ежедневно, в порядке вещей.

Дружба – сильная вещь. Не зря столько разговоров об этом, а в Таджикистане 90-х особенно. Нельзя было ходить поодиночке, нужна была своя стая, крепкая, которая при необходимости, не раздумывая, бросится в бой. Стая была не у всех. Моя была довольно слабая и разрозненная: высокая Зулька на ножках-ходульках и маленькая Ирка, которая боялась любого мелкого дворового пацана. К тому же реальности Зульки и Ирки не пересекались, они не переваривали друг друга. Втроём нас никто не видел. Около моей стаи бывали Алка-хохлушка, Алёнка со своим гигантским догом, Раношка-двоечница и Люда Юсупова – будущая израильтянка. В целом мы были разрознены и уязвимы. На районе обитали и другие стаи, покрепче. Бойцовские девчонки, которые подражали своим братьям и звали всех поодиночке махаться на Душанбинку.

Душанбинка – это горная речка, закованная в бетон. Воды в ней обычно мало, слабый поток по каменистому руслу. Огромные бетонные борта выглядели бессмысленно. Казалось, что никогда в Душанбинке не будет столько воды. Возможно, архитекторы перестраховывались, опасаясь схода селевых потоков с горных вершин.

Про Душанбинку ходили легенды, говорили, что на том берегу живут совсем отмороженные люди, которые метают камни и целятся прямо в голову всем, кто появится на противоположном берегу. Мы в это верили, боялись, но всё равно ходили на Душанбинку. Только по несколько человек или с собакой. В одиночку и правда можно было наткнуться на кого угодно: и на человека в длинном плаще на голое тело, и на кишлачных, тех, кто с гор спустился и беспредельничает. Мама с папой обо всём этом не знали и поэтому в свободе перемещения меня не ограничивали.

Как-то раз стайка борзых девчонок подловила меня во дворе на «слабо». Меня вызвали на женскую дуэль. Нужно было махаться один на один с «главарём» стайки из четырёх девчонок. Видимо, у меня стали проявляться лидерские качества, и это цепляло. Не пойти было нельзя, отказаться тоже. Мы «по-пацански» договорились, что битва будет один на один.

Стояла душная жара, асфальт плавился, камни раскалялись. К середине лета вся трава и растительность, которую не поливали, уже выгорела, глинистая земля пошла трещинами. Наш путь лежал мимо помойки, дальше вдоль небольшого, но бурного канала с прозрачной ледяной водой. Добравшись до редких кустов, мы остановились, наконец-то отыскав ровное место. Я чувствовала себя, как на лобном месте перед казнью.

Если честно, я никогда не обладала бойцовским телом. Худые и длинные руки и ноги с трудом наращивали мышечную массу, даже в хорошие времена, когда я ещё ходила на художественную гимнастику. Ела я обычно мало, в основном орехи и фрукты, если забывала, то плюхалась в обморок и срывала урок на радость всем одноклассникам. Мы, наконец-то, выбрали более-менее ровное место, в укрытии щуплых кустов. Я и моя противница встали напротив друг друга, её свора равномерно расположилась по воображаемому кругу. Уже очень хотелось, чтобы это закончилось. Мои ноги, торчащие из самодельных джинсовых шорт, подкашивались.