– Зафиксируй её, – резко сказала я брату, было не до сантиментов.

Коля обхватил собаку за грудную клетку, навалившись всем телом. Мне удалось рассмотреть лучше, что же там торчит. Маленькие лапки сизо-розового оттенка, кусочек пузика и тонкий, крысиный хвостик.

Ротвейлер – порода, искусственно выведенная человеком. Чем больше человек вмешивается в генетику, делая акцент на требуемых для породы качествах, тем меньше остаётся естественных природных функций. Ротвейлеры трудно рожают сами, приходится помогать.

Я ощупала младенца – тёпленький. Аккуратно подсунула указательный палец под маленькое атласное пузико и стала потихоньку подтягивать на себя за ножки.

– Ты ему так лапы оторвёшь! – заволновался Коля.

– Всё нормально, держи собаку, – ответила я.

Орта немного успокоилась и не дергалась, понимала, что ей помогают.

Наконец малыш выскользнул и оказался у меня в руках.

«На крыску похож», – подумала я.

Ещё никогда мне не приходилось видеть новорождённых ротвейлеров. За щенком тянулась жилистая перекрученная пуповина и «послед» – плацента, с помощью которой он крепился внутри и получал питание. Я готовилась и знала, что пуповину нужно резать.

– Коля, нужна коробка, туда будем щенков складывать, чтоб не расползлись, – сказала я гораздо спокойнее, казалось, что самое страшное уже позади.

– Режь пуповину! – командным голосом распорядилась я.

– Чем?!

– Ножницами, конечно!

Я держала щенка, Коля работал ножницами. Пуповина была крепкая и не сразу поддавалась, скользила между лезвиями. Ножницы лязгали. Наконец-то всё получилось, щенок отправился в коробку, пуповина и послед – в пакет.

– Это мальчик! – я успела разглядеть, что у него под животиком.

Орта не проявляла интереса к щенку и опять заметалась. Я увидела, что в этот раз щенок идёт головой. Мы с братом работали как на конвейере. Щенки появлялись с разницей в 10-15 минут, мы как раз успевали выдохнуть и обрезать пуповину. Мама с папой тихонько стояли за дверью. Спасибо, что ничего не спрашивали. Постепенно в коробке накопилось десять щенков. Они были разные: кто-то крупнее, кто-то мельче. Мальчики отличались от девочек более массивной головой. Ходить они не могли, только беспомощно ползали по коробке с закрытыми глазами. Мы с братом чувствовали себя героями. Больше мы никого не ждали, нам казалось, что десять – это уже очень много. После шестого щенка мы с удивлением и восторгом следили, как появлялся следующий. Орта справлялась, больше никто не шел вперёд лапами. Мы с братом их только подхватывали и клали в коробку, выстланную светло-зелёной выгоревшей Колиной футболкой.

После последнего щенка прошло минут двадцать или больше. Мы уже расслабились.

– Ещё один, опять в пузыре! – вскрикнула я, увидев бледно-лиловую натянувшуюся плёнку.

Щенок родился, мы вскрыли пузырь, он не дышал. Его цвет отличался от всех остальных мёртвой бледностью.

– Что делать!? – закричала я.

– Искусственное дыхание! – спохватился брат.

Как делать искусственное дыхание новорождённым щенкам, я не знала. Осторожно стала массировать пальчиком грудь и дуть в маленькие, залепленные слизью ноздри.

– Всё, бесполезно, – выдохнула я, и слёзы тёплыми струями потекли по щекам.

Коля молчал.

– Он умер, задохнулся, – тихо и беспомощно сказала я.

Мы на минуту застыли, глядя на голубовато-серое тельце.

– Надо будет его похоронить, – тихо произнёс Коля.

– Да, – ответила я.

Остальной десяток копошился в коробке.

Орта спокойно улеглась, родов больше не предвиделось.

– Мама, папа! Щенки родились, заходите, – крикнула я в сторону двери.

Эта песня, как машина времени, возвращает меня в прошлое. Артур Ким играл её на гитаре по вечерам в осенне-зимнем лагере. Артур – это мой одноклассник из русских корейцев, хороший, балагуристый парень.