— Простите, сэр, но я вас не помню.

Он смеется.

— Томас Уайетт.

Мои брови взлетают наверх. Ну конечно! Боже, где были мои глаза? Как я могла его не узнать? Наши родовые замки стоят по соседству, и в детстве мы с ним и его сестрой Мэг часто играли вместе. А по возвращении в Англию я много слышала о нем. Слышала, что он стал поэтом и негодяем. Обаятельным негодяем.

Говорят, что в постели он бесподобен, и многие дамы уже испытали на себе его страсть. Интересно, Мэри в их числе?

— Не думал, что ты сможешь меня забыть, — усмехается он. — Мы так славно играли в фонтанах моего отца. Голышом. И без ведома родителей, конечно же.

Он подмигивает, а я задыхаюсь от возмущения. Что за наглые намеки?

Мужчины смеются, а дамы у окон хихикают. Я бросаю взгляд на Джорджа, который смотрит на меня так, будто нахальство его друга — моя вина.

Уайетт победно улыбается, и мне не терпится стереть эту наглую улыбку с его лица. Не могу позволить ему взять надо мной верх.

— Неудивительно, что я вас не помню, мистер Уайетт, — говорю я как можно слаще. — Мы ведь были такими маленькими.

Я делаю паузу и распахиваю глаза с напускной наивностью.

— Хотя, некоторые вещи с годами остаются такими же маленькими. Вероятно, я могла бы узнать вас по вашей маленькой… детали?

Джордж давится вином, а Норрис бьет ладонью по столу и громко хохочет. Губы Уайетта дергаются, а глаза внимательно изучают мое лицо.

Когда он снова обретает голос, то звучит мягко и с вызовом.

— А не хочешь ли взять это дело в свои нежные ручки, моя дорогая Анна? Я покажу тебе всю правду о моей... детали.

Вот ж дьявол!

Мужчины одобрительно гудят и смотрят на меня. Они будто наблюдают за теннисным матчем. И я отвечаю прежде, чем успеваю подумать.

— Тогда мне придется тщательно взвесить это великое дело, мистер Уайетт, а то ваша правда может оказаться слишком горькой, чтобы ее глотать.

Глаза Уайетта округляются, а я в ужасе закусываю губу. Ну и что я наделала? Такое непотребство достойно трактирной девки, а не королевской фрейлины.

Норрис заходится в истерике. Батлер, о присутствии которого я напрочь забыла, выглядит так, будто проглотил жабу. Джордж вскакивает, выбивая из равновесия кубок с вином, и ловит его за секунду до падения.

— Моя остроумная сестра! — восклицает брат.

Он поднимает кубок и криво улыбается, но его глаза горят яростью.

Друзья Джорджа следуют его примеру, а я делаю небольшой реверанс. Но как только я облегченно выдыхаю в надежде, что брат сладил неловкость, тишину прорезает низкий и хриплый голос Батлера.

— Остроумная?

Он, прихрамывая, подходит к нам. Батлер ниже Уайетта почти на голову, но в плечах вдвое шире и выглядит как медведь, готовый сразиться с лисой.

— Да, — кивает Уайетт. — Остроумная. Это значит… хм… изобретательная. Остроумие — признак интеллекта, друг мой.

Его слова согревают меня. Томас ловко сменил роль, и теперь мы не соперники, а союзники. Я не могу не испытывать благодарности.

— Я знаю, что значит это слово, — шипит Батлер. — И не стал бы использовать его сейчас.

— Ну, ты у нас человек немногословный, — парирует Томас. — Подскажи, какое бы слово ты использовал?

Уайетта, кажется, совершенно не заботит угроза, сквозящая в каждом движении Батлера. Наоборот, вся эта ситуация его веселит. Развлекает.

Батлер смотрит на меня — сначала бесстрастно, а потом… презрительно?

— Распутная, — выплевывает он. — Я бы использовал слово «распутная».

Вспышка гнева слепит мне глаза.

— Да как ты смеешь? — шепчу я.

Мои руки сжимаются в кулаки. Джордж в одно мгновение оказывается рядом с нами и встает между мной и Батлером, защищая меня. Или защищая его. Брат лучше всех знает, что этот неотесанный ирландец находится в опасности — когда мы с Джорджем дрались в детстве, я всегда побеждала.