— Слушай, чего ты хочешь?

— Может, я просто хочу поднять тебе настроение, ты не подумала?

Я останавливаюсь и заглядываю ему в глаза, но в них нет ничего, кроме веселья и любопытства. И всё же…

Возможно, Джордж был прав? Мой длинный язык когда-нибудь доставит мне уйму проблем. Уже доставляет. Привлекает ко мне таких плутов, как Томас Уайетт.

— Мое настроение в полном порядке.

И может впервые за долгое время я не вру.

— А что насчет моего предложения? — спрашивает Томас.

Я непонимающе хмурюсь.

— Какого предложения?

— Ну… Про мое великое дело в твоих руках.

Я закатываю глаза и быстрым шагом иду дальше, а Томас хохочет так громко, что привлекает внимание нескольких придворных, жмущихся у стен.

— Анна, стой!

Он меня догоняет и хватает за плечи. Приходится остановиться.

— Не сердись, просто пойми, я всегда серьезно отношусь к таким предложениям.

Я морщусь, уставшая от его болтовни и грязных намеков.

— Помести его себе на герб, если хочешь. Я видела, что случилось с моей сестрой и ее репутацией из-за таких, как ты.

Он пожимает плечами.

— Твоя сестра очаровала нашего короля. Ни за что не поверю, что ты не хочешь так же.

Его глаза смеются, а мои округляются. Как он понял? Зависть к Мэри что, так сильно отражается на моем лице?

— А ты думаешь, что всё знаешь, не так ли? — шиплю я.

— Ага, — кивает он. — А ты не знаешь ничего.

Я задыхаюсь от возмущения. Он в своем уме?! Понятия не имею, что злит меня больше — его слова или обыденный тон, которым он их произнес.

— В смысле ничего не знаю? — я тыкаю указательным пальцем ему в грудь, — К твоему сведению, я знаю французский лучше, чем кто-либо при этом чертовом дворе! А еще латынь, греческий, и я читала Эразма и поэзию Маро, и я…

Мне приходится перевести дух.

— Я виделась с Леонардо да Винчи, черт тебя дери! Хотя ты, сидя в этой английской дыре, вряд ли знаешь, кто это, а между прочим он был…

Томас снова жмет плечами.

— Зато я знаю, как вести себя в этой английской дыре, а ты нет.

Мне хочется поколотить его. Или найти другой способ стереть улыбку с этого нахального лица.

— Я прекрасно знаю, как себя вести!

Мой голос дрожит от злости. Уайетт недоверчиво кривится.

— Ну, если стремишься стать изгоем, то ты на правильном пути.

Нет, я не стремлюсь. Но меня уже назначили изгоем, и вряд ли существует сила, способная это исправить. Боль от того, что мое положение заметно даже полунезнакомцу, меня пронзает.

— Молчишь? — улыбается Томас без всякой издевки. — Уверен, с тобой такое случается редко.

— Почему ты вообще говоришь со мной? Если я изгой, зачем тебе марать об меня руки?

— Потому что я хочу помочь тебе.

Я внимательно смотрю на него и не верю. Как можно верить человеку, для которого слова и женщины — лишь игрушки? И всё-таки… Кажется, мое сердце отчаянно хочет поверить хоть кому-нибудь.

— Какая тебе от этого выгода? — спрашиваю я. — Что ты получишь, если поможешь мне?

Он звучно усмехается.

— Я что, не могу бескорыстно помочь подруге детства?

Мой черед смеяться.

— Умоляю, Уайетт, ты считаешь меня совсем уж круглой дурой? Любой придворный, особенно такой как ты, переедет подругу детства на бешеной лошади, если это принесет ему выгоду.

— Ладно, ты права, — он наклоняется и понижает голос. — Ты просто бросила мне вызов, и я не могу пройти мимо.

Я хмурюсь.

— Что за вызов?

— Ты сказала, что не подпустишь меня к своей постели. Но я тоже бросаю тебе вызов, Анна Болейн! Я помогу тебе добиться успеха, и когда я это сделаю, ты будешь умолять меня остаться.

Что он несет?

Мне требуется пара секунд, чтобы отойти от шока. Затем я смеюсь ему в лицо. Кажется, самооценка этого поэта цветет пышнее розовых кустов.