А потом полгода пытался выбить ее из своей головы. Загрузил себя всем, чем только мог: учебой, подработкой в компании отца и спортом. Последнее получалось лучше всего, потому что только на ринге я мог спустить собственных демонов с поводка.

Пока в один прекрасный день тренер не решил со мной завести тупые задушевные разговоры. Вот тогда меня и взорвало. Снова!

— Исхаков, мать твою! — рычал мужчина, а я понять не мог, что ему от меня надо. — Ты давно трахался вообще?

Давно. В последний раз шесть месяцев назад. С Золотовой.

И сразу же мотор за ребрами заревел, протестуя против того, чтобы я снова пропускал себя через мясорубку воспоминаний. На хуй! От меня же ничего не останется...

— При чём тут это? — вяло спросил я, а сам зубами скрежетал.

— Притом, что у тебя спермотоксикоз налицо. Где техника? Где стратегия? На ринг выходишь не ты, а какое-то голодное животное, и трезвой головы нет — один сплошной клубок оголенной ярости!

— Насрать, — пожал я плечами.

— Ты мне тут еще поговори, Тимофей. Значит так, чтобы сегодня же вечером натрахался от души и спустил вот это все состояние в унитаз. Мне надоело смотреть на твои припадки!

— Разберусь, — отмахнулся я, сжимая руки в кулаки и кайфуя оттого, что свежие ранки на костяшках лопаются и кровоточат.

Хорошо-то как, господи! Физическая боль глушит душевную. Хоть и ненадолго, но отпускает. А-а-а, сука!

— Понятно все с тобой, — закряхтел тренер.

— Что именно? — криво усмехнулся я.

— Так бы и сказал, что влюбился. А то я понять не могу, почему тебя полгода гнет, как Тузика.

Бам! Бам! Бам!

Это вместе со стуком сердца мне по башке кувалдой прилетело, так что мозги в кровавую кашу и тело затрясло от очередной дозы концентрированной злости, что побежала по венам. Отравляя и насилуя разум.

Я медленно встал и молча, игнорируя громкий оклик тренера, свалил из его кабинета. А затем пошел и, не разбирая дороги, устремился доказывать всем и самому себе, что ни хрена подобного.

Ни в кого я, блядь, не влюбился!

Бред сивой кобылы вообще!

Я не зависим!

Я снова тот самый Тим, которому на все и всех фиолетово! Я здоров! Я в порядке!

Я ее забыл!

А потом случился Питер...

17. Глава 8 – Я просто посмотрю...

Тимофей

— Сука! — рассмеялся я, проводя туда-сюда ладонями по лицу и пытаясь привести себя в чувства. — Ну как? Как можно быть таким конченым дебилом, а?

Полгода устойчивой ремиссии и снова башкой в унитаз. Сам себя макнул ведь! От души так, что дерьмом нахлебался. А обещал же себе, что больше ни за что и никогда. Что все — отболело и отвалилось.

А вот, глядите, — ничему меня жизнь не учит. Как был упоротым на всю катушку идиотом, так им и остался.

Каков итог? Как и всегда...

Кожа будто бы покрылась ментальными волдырями и язвами, гнойными и кровоточащими. Они ныли и зудели так сильно, что доводили меня почти до горячечного исступления, но я никак не реагировал на этот истошный вой собственного тела. Даже не скривился, хотя любой другой на моем месте уже давно бы рухнул без чувств от болевого шока.

Слишком привык. Слишком устал.

Каждый чертов раз одно и то же. И со временем ведь агония не затухала. Что год назад, что сейчас. Все так же душила, насиловала и запекала мозги до состояния обугленного уголька.

Зубы застучали. Черт его знает, сколько я так простоял тут под ледяными каплями в душевой?

Эффекта — ноль. Не остыл. Я по-прежнему хотел кому-нибудь выставить челюсть или уже самому сдохнуть, чтобы больше никогда не топиться в прогорклом, вонючем болоте прошлого. И в ней — в девочке с такими обманчиво невинными глазами.

Крутанул вентили, перекрывая воду, и измученно выдохнул. Я — олень!