– Зато с таким супругом будешь как за каменной стеной. Евсей Калистратович далеко от дома не отлучится, не то что непутевый гусар: сегодня он здесь, а завтра его след простыл!

– В одном вы правы, батюшка. Овсей ваш скоро и вовсе из дома выйти не сможет. По крыльцу не спустится, в бородище накрепко запутается, как маленькая рыбка в сетях рыбака.

– Ишь ты, какая стала непокорная и острая на язык. Ничего, пора тебя приструнить! Ограничить встречи с гусарами да писарями, – князь погрозил дочери пальцем, надув щеки. – Посидишь под домашним арестом. А как вернется жених из дальнего странствия, так воскресным днем после обедни к нам в гости пожалует со сватами.

– Ох, вынудите вы меня, батюшка, пойти на самые крайние меры, – княжна нарочито глубоко вздохнула, приложила руку по лбу и уселась на диван, придерживая пышные юбки.

– Это еще на какие? – встревоженно спросил князь.

– Сбегу я из отчего дома, – решительно заявила княжна. – Позволю бравому гусару меня похитить, увезти в дальние дали. Уж лучше по чужим землям скитаться, чем быть женой противного старого купца!

– А я предчувствовал твои дурные помыслы, – спокойно ответил князь на ее угрозу. – Уж шибко красивыми дифирамбами расписал непутевый гусар свои чувства к моей родимой кровиночке. Потому я приказал выставить у ворот стражу, а домашней прислуге назначил двойное жалованье, чтобы следили за тобой во все глаза, не выпускали из виду.

– Разрешите хоть на городской праздник съездить, – взмолилась княжна. – Показать людям нашу прекрасную тройку рысаков, лучшую в губернии.

– Езжай, – смиловался князь. – Но будешь под присмотром кучера, и никаких наметок к побегу, иначе после и взаправду не ступишь за порог. Уж ежели собралась улететь из родного гнезда, то я тебя не отпущу порхать на пыльных просторах, а пристрою в надежную курятню.

– Вы хотели сказать, в голубятню, батюшка? – княжна улыбнулась, держа в уме хитренький план по отвлечению кучера. – Где видали кур, порхающих на просторах?

– В той же дивной стране, где живет овсяный купец Овсей, водятся эти вольные куры, – засмеялся князь и вышел из гостиной.

Директор музея Нина Климовна едва не запорола нам дубль. Приди она хоть на полминуты раньше, и пришлось бы переснимать.

Взволнованная запыхавшаяся женщина в припорошенной снегом каракулевой шубе выглядела так, словно мчалась в усадьбу через весь лес, убегая от рассвирепевшего лося или барина-упыря.

– Что ж вы снова пришли висеть у нас над душой? – Аркадий Натанович встал с раскладной табуретки и повернулся к Нине Климовне. Чувствовалось, что достала она его до печенок постоянными вмешательствами в съемочный процесс. – Я вас клятвенно заверил, честное слово дал, что ничего не случится с музейными экспонатами. Все будут целы и невредимы.

– Да с некоторыми… лучше бы случилось! – Нина Климовна в сердцах воскликнула и наклонилась поднять с ковра выпавшую из кармана варежку. – Не будь портрет графа внесен в государственную опись и проштампован, мы бы его взяли и сожгли от греха подальше.

– Натуральное средневековье, – скривился Сергей. – Хорошо еще, что они только портреты собираются жечь, а не сажают на костер живых людей.

– Послушайте! Я вас прошу! Нет, даже умоляю, – Нина Климовна сняла сапожки и ступила в тонких чулках на ковер. – Уберите проклятый портрет с глаз долой. Поставьте обратно на тумбочку, лицом к стене.

– Ни за что! – Аркадий Натанович уперся правой рукой в бок. – Портрет висит на нужном месте и украшает кадр. Мы вписали вашего мистического графа в сюжет, – он кивнул сценаристу. – Назначили близким родственником Любови Бекасовой, главной героини нашей кинокомедии. Жаль, что нет среди нас похожего на него человека. Есть у меня знакомый известный актер. Идеально подходит под типаж. Сейчас он занят на съемках у Бондарчука.