Осталось обвинение в спекуляции: «Сразу скажу: Шевченко, хоть и давили на него крепко, держался молодцом. Продал по спекулятивной цене машину? Чепуха! Виталий знал: машина стоит в Киеве в гараже. Под охраной двух киевских милиционеров ее своим ходом перегнали из Азербайджана на Украину. Путь неблизкий. Но вся операция была проведена так молниеносно, что никто просто поверить в это не мог. Что там было с машиной на самом деле, я не знаю. Но, похоже, ситуация выглядела так: Шевченко действительно продал машину, этот факт стал достоянием руководства команды „Нефтчи“ и поставил под угрозу всю затею с переходом футболиста в Киев. Тогда украинское МВД предприняло беспрецедентную акцию на территории братской республики, в результате которой, видимо, выкупило машину у нового владельца и перегнало ее в Киев. И когда азербайджанские милиционеры прибыли в Киев, надеясь по итогам своей командировки доставить беглеца в Баку под охраной, их привели к гаражу, открыли замок и продемонстрировали ту самую машину, из-за которой разгорелся весь сыр-бор. <…> …Еще раз оговорюсь: это моя собственная трактовка событий, кто-то, быть может, поведает вам другую историю. Но один факт неоспорим: два милиционера из Киева действительно сопровождали машину с берегов Каспия на берега Днепра…»84.

СТК зафиксировал безоговорочную победу киевлян: «Основания для уголовного дела превратились в пыль, остались лишь претензии к Шевченко, так сказать, морального характера, но их к делу не пришьешь. В самом деле, чем футболист хуже любого другого бакинца, решившего переменить место жительства? Или у нас в СССР крепостное право? В общем, никто не был в состоянии помешать Шевченко переехать в Киев и играть за «Динамо»…»85. Как вспоминал Зонин, «…после заседания СТК вышли мы с Мамедовым в коридор, а на нем лица нет, серый весь. Говорит: «Надо же, и Шевченко потеряли, и дурака из меня сделали. Машина-то, выходит, в Киеве. Невероятно! Ведь у меня другая информация»86.

Вновь заглядывая на десятилетие вперед, приведем здесь и рассказ о переходе в 1982 году будущего олимпийского чемпиона Сеула Алексея Чередника в «Днепр»: «Когда закончился сезон в первой лиге, я написал заявление об уходе из „Памира“, но меня не отпустили. Как на грех, в тот год Федерация футбола СССР родила инструкцию, разрешавшую свободные переходы игроков только в пределах одной союзной республики. Стало быть, из Душанбе я мог беспрепятственно перейти, скажем, в Курган-Тюбе, но чтобы за пределы Таджикистана – ни-ни! <…> В „Памире“ сказал, что вообще завязываю с футболом, и уехал в Днепропетровск. Однако заявить меня в чемпионат СССР 1983 года „Днепру“ не удалось. Все оказалось настолько серьезно, что даже вмешательство председателя КГБ Чебрикова, выходца из Днепропетровска, не помогло. В итоге я остался без золотой медали чемпиона страны-83. <…> Играл за дубль „Днепра“. Под чужими фамилиями. Примерно такая же история десятью годами раньше произошла со знаменитым форвардом Виталием Старухиным. „Шахтер“ в буквальном смысле выкрал его под покровом ночи у полтавского „Колоса“, разразился скандал, и Старухин тоже целый сезон играл за резервный состав горняков под чужими фамилиями. Но там ситуация осложнялась тем обстоятельством, что эти мифические игроки продолжали исправно забивать голы, привлекая к себе внимание тренеров молодежной сборной СССР. Из федерации футбола стали приходить вызовы, и наставники „Шахтера“ вынуждены были выкручиваться…»87.

Выступления в армейской или динамовской команде означали, как правило, присвоение офицерского звания, уход из «системы» был практически невозможен. Впрочем, и как порой умели уговаривать «надеть погоны», на всю жизнь запомнил, например, Вагиз Хидиятуллин: «Операцию мне делали в госпитале имени Бурденко. Помню, спрашиваю хирурга: „В футбол играть буду?“, а он в ответ: „Какой там футбол, ходить бы научился“. Я туда вместе с афганцами затесался, и хирург видел свою задачу в том, чтобы людей на ноги поставить, на мои переживания ему плевать. И вот лежу, отхожу от наркоза, тут они и подскочили: подписывай, говорят, будешь играть – не будешь, а офицерская жизнь – она же обеспеченная в любом случае. Запудрили, в общем, мозги, мне тогда не до этого было. Подмахнул. Потом прошло время, восстановился, начал играть, прошу: „Отпустите, будьте людьми“. Нет, говорят, автограф свой добровольно ведь поставил…»