– Когда умрет матушка, я запью, – так говорил он, а мама – в ее земную бытность – пристально смотрела на него и сочувственно переживала за нас с сестрой, обреченных на такую, предрекаемую им, перспективу. Сегодня мне кажется, что она долго тянула жизнь в том числе и поэтому: чтобы не оставлять нас с его одиночеством и отчаянием.

К счастью, надо отдать ему должное, не запил. Ни после похорон, ни спустя какое-то время. Хотя подвыпивший он всегда. Видно, таков ген советского человека: получать энергию, как-то в жизни бултыхаться, взбодрившись алкоголем. Встает утром, часов в пять, прокашливается в ванной, потом, стуча ложкой, промешивающей сахар, выпивает чашку горячего кофейного напитка, сидит, долго глядя в рассветающее окно, на кухне и снова уходит спать. До десяти часов. До двенадцати трезв, трезвым идет в магазин, покупает себе самого простого полусладкого вина, выпьет три рюмки, закусит бутербродом. Потом что-то, по сути, никчемное, соображает по дому и слушает телевизор. Не смотрит, а именно слушает, изредка поднимая глаза, когда события требуют зрения. В телевизоре его спасение. Он – окно в мир, который скрашивает его старческое существование.

Телевизором все последние годы жила и мама. Телевизоров, было в квартире два: один на кухне – в вотчине отца, другой в комнате – где доживала свой век на кровати мама. Еще со времен трудоспособности она стала отекать в ногах, мучилась при ходьбе, а лет за пять до смерти слегла и кое-как ковыляла на ходунках только в туалет и на кухню, где они вместе с отцом завтракали и ужинали. В предсмертный год многолетнюю семейную традицию пришлось нарушить: мама слегла окончательно, и отец приносил ей еду в постель. Он был верен ей до конца. Точнее, он был верен ей в последнем их пути, овеянном обретенной мудростью и наваливавшейся немощью. Ибо в супружеской жизни в немудрой молодости он верен был ей, как это часто бывает, не всегда. Но они выпрямили все углы. Когда в последний раз мы уносили ее, ставшую очень тяжелой, в машину скорой помощи – волокли в мягких носилках по полу квартиры, по лестнице в подъезде, в октябрьском холодном сумраке двора – мама не сводила глаз с отца, словно заклинала его жить дальше, без нее, оставаясь человеком, и не отравлять жизнь детям. Она смотрела на него, а он смотрел на нее. И разрыдался только у гроба при прощании. Он просил у нее – кто простил ему всё – прощения за то, что было ведомо только им двоим. Так им казалось, так им хотелось, чтобы было. Чтобы дети не знали, что и на солнце бывают пятна.

Мама умерла от почечной недостаточности. Мы лечили ее от всего, но только не от почечной недостаточности. От варикоза, остеохондроза, тромбофлебита, цистита, атеросклероза. Хотя что значит – лечили? Пытались сами ставить диагнозы и занимались самолечением. Мама наотрез отказывалась обращаться к врачам и везти ее куда-то прочь от родной кровати. И даже разросшаяся пупочная грыжа долгие годы не могла послужить причиной, которая заставила бы преодолеть ее упрямство в попытке продлить жизнь. Только после того, как она однажды упала с костыля и разбила голову, в травматологии нам сказали, что и грыжа, неровен час, оставит сей мир без ее теплого присутствия среди нас. Но про почечную недостаточность нам никто так и не сказал. Она мочилась под себя, страдала от болей в спине – и жутко переживала от своей беспомощности. Отец стирал за ней белье, натирал мазями спину и… поддерживал в ее желании как можно дольше оставаться дома, рядом с мужем, в родной постели, с родным телевизором.

В больнице, куда мы привезли ее после травматологии во второй раз, чтобы оперировать грыжу, на вопрос врача о сроках выращивания этой грыжи, она с присущим ей юмором ответила: «Ей столько же лет, сколько моему сыну!». И ребячливо кивнула в мою сторону. Мне на тот момент было сорок семь. Оказывается, грыжа в ней зародилась в период моего вынашивания и родов. На протяжении десятилетий она смирялась с ее бытностью в себе и даже в лучшие годы боялась ложиться под нож. А потом, во времена перемен, стало как-то недосуг: ну растет себе и растет. Врач был в шоке. А мама не теряла присутствия духа: