Змея пугала и тянула одновременно. В этом вихре ты чувствовал себя героем, преодолевающим страх. Твоя скованная нелепость казалась подвигом. Когда же змея выплевывала из своей пасти, мальчик спускался по железной лестнице с площадки аттракциона, оглядывался на вновь садившихся в вагонетки людей, еще не утративших контроля над собой, и осознавал себя искушенным витязем в тигровой шкуре. Ну разве что истерзанным ветром и обалдевшим от впечатления. Мальчик чувствовал себя взрослым. Таким же, как отец рядом – взлохмаченным, но по-мужски заставлявшим себя скрывать испытанный восторг. И где-то поодаль, за ивовыми джунглями, у городского шахматного клуба в ином азарте басили такие же взрослые мужики, гулко разбивая о столы доминошные кости. И еще долго в груди стучало взбудораженное сердце.

А позже, дабы охладить кровь, отец купит мальчику мороженое. Так было всегда в том парке после аттракционов. Когда бы они ни приходили туда и кто бы в тот день ни радовался его детскому эпикурейству – папа, мама, бабушка или еще живой дедуля. Это была традиция. Ритуал. Ммм… Желтый пломбир в большом вафельном стаканчике, купленный у тележки под ажурным брезентовым навесом. В жаркий полдень после выплеска эмоций – самое оно!

Мороженое в вафлю накладывала тетушка в смешном чепчике и цветастом переднике. Такие передвижные мороженицы с велосипедными колесами и такие мороженные феи в чепчиках торговали в те годы по всему городу. Желанное яство фея накладывала небрежно, словно устала от бесконечного волшебства. Словно и не фея она была, а какой-то штукатур, бесконечно замазывающий брешь в стене. Но свежему взгляду действо казалось чарующим. Где-то в недрах тележки был морозильный отсек, и там, как амфоры, стояли круглые жестяные бадьи с мороженым. Целая сокровищница, кладези мороженого! Ложкой, обмакнутой в воду, фея стучала о стенки этих жестяных амфор, как на тамбуринах, а потом накладывала, утрамбовывала и обминала сладкую тягучую массу в хрупкий стаканчик. Взвешивала стаканчик на высоких весах с мечущейся чувственной стрелкой и отдавала мальчику. У которого за весь этот процесс, как у пса, сочилась изо рта слюна – так хотелось погрузить горячий язык в холодную, сладкую субстанцию!

Почему-то в те неиспорченные годы пломбир вспоминается желтым. Так же как сливочное мороженое белым, шоколадное шоколадным, крем-брюлле цвета подкопченной карамели, а небесно-голубое как мороженое фруктовое. Ныне, когда мальчик уже вырос и, радуясь уже их радости, покупает мороженое своим детям, он не перестает задаваться этим вопросом. И считает, что белый пломбир не может быть настоящим: он должен быть непременно желтым, цвета правильного сливочного масла, из которого изготавливается. А ему говорят: так устроен человек – в детстве и мороженое желтее, и шоколад шоколаднее, и колбаса мяснее, и трава зеленее, и деревья выше, и карусели восторженнее…

Кроме того, в годы его детства и вафельные стаканчики были всегда хрустящими и обязательно просыпались при укусе изо рта за ворот. С взрослением менялся и их размер: они стали казаться меньше и помещались уже в одной руке. А ведь было время, когда большой вафельный стаканчик с желтым пломбиром шапкой мальчику приходилось держать двумя руками. Нести его как олимпийский огонь. И редко когда доедать до размокшей, капающей сладким молоком корочки внизу. За него это делали папа, мама, бабушка или еще живой дедуля – в зависимости от того, кто был рядом и кто искренне радовался его счастью.

Правда, в тот майский день, когда он оказался в парке с отцом (что бывало нечасто), мороженое потекло в его руках не от избытка. Мальчик отвлекся. И забыл про то, что мороженое имеет свойство быстро таять на солнце. Детское сердце такое: эмоции переключаются быстро. А здесь к тому же он увидел джинна.