…Открывали совместную шведско-швейцарско-оманско-российскую консалтинговую фирму, призванную способствовать стремительному развитию рыночных отношений в стране, знакомой лишь с колхозными рынками и женскими консультациями. Протиснувшись к столу, заваленному всякого рода деликатесами, Бендер «остаканился» и пошёл толкаться в «народ». Народ состоял из нескольких иностранцев, благосклонно наблюдавших за происходящим, словно классная дама за воспитанниками младшего школьного возраста; из стайки причёсанных и одетых по последней моде престарелых мальчиков, похожих один на другого, как пингвины; из юных и не очень юных дам, раскрасневшихся от дармового джина; из полудюжины эстрадных звёзд, эпатирующих публику громким развязным ржаньем и мини-юбками до пупка; из многочисленных представителей первой, второй, третьей и четвёртой ветвей власти, а также из профессиональных тусовщиков, бездельников и выпивох, привыкших к «халяве» и кочевавших с одной презентации на другую.

Массовка сознавала важность исторического момента и всем телом ощущала себя частью европейского дома. Говорильная машина была запущена на полную мощность. Дым от вирджинского табака стоял коромыслом и ел глаза. Приглашённый на торжество джаз-оркестр на специально сооружённом помосте эффектно, но слишком громко подчёркивал торжественность момента «всем-до-лампочной» сюитой из «Порги и Бесс». Активисты и завсегдатаи клубов «Белый попугай» и «Сиреневый туман» налево и направо раздавали автографы и бородатые анекдоты.

Было скучно и почти так же одиноко, как в квартире с балконами «понарошку» на Шереметьевской, и Бендер подумывал уже о том, чтобы уйти, как услышал за спиной знакомый голос:

– Кругом одни тараканы в смокингах! Сашка! А ты что тут делаешь?

– То же, что и все, – ответил Бендер, пока не представляя, кто бы это мог быть.

– Сколько лет, сколько зим!

Перед ним стоял Коробейников. Аркадий Варфоломеевич Коробейников, служивший когда-то старшим научным сотрудником в одном из государственных архивов и помогавший Бендеру в сборе документально-исторического материала для «Великого перелома».

– Аркашка! Какими судьбами!

Они похлопали друг друга по плечу и обнялись, обрадовавшись встрече, словно два странника в Сахаре.

– Ты что теперь делаешь? Слышал, бросил писать.

– Да какое уж теперь писательство, – отмахнулся Бендер. – Так, занимаюсь помаленьку всяким бизнесом. А ты-то как?

– Из архива ушёл. Его тоже расприватизировали на три части директор с заместителями и теперь воюют друг с другом из-за помещений, инвентаря и фондов. А я сначала подался в политику, был помощником у Афанасьева, потом консультантом у Попова, а в конце – советником у Станкевича.

– И в каких же отношениях с властями ты пребываешь в настоящее время?

– Разругался со всеми и сижу без работы. Присматриваюсь. Слава богу, им не удалось пока унизить меня ни синекурами, ни орденами.

Аркаша Коробейников, как и Бендер, не был коренным москвичом, а приехал из провинции. Отец его, престарелый, но ещё крепкий мужчина Варфоломей Коробейников, бывший секретарь канцелярии градоначальника уездного города N., после переворота «прихватизировал» городские архивы в свою пользу и, независимо от преследуемых при этом целях, сумел привить своему сыну любовь к документам и истории. Аркаша, можно сказать, пошёл по его стопам, окончил архивный институт, сразу был распределён в престижное документохранилище, обнаружил в себе необыкновенные способности и удивительно свежий взгляд на вещи, за несколько лет написал кандидатскую, защитил докторскую, а теперь вот, как баржа в непогоду, тоже сорвался с места и «плавает» по московским тусовкам. По всей видимости, неугомонное оригинальное мышление доктора исторических наук натолкнулось на непроходимую самоуверенность новых вождей, и произошло неизбежное – он оказался им ненужным. У властителей России умные и образованные редко пользовались спросом – чаще требовались преданные и сообразительные.