название,
Подрагивая каждый раз
От слова vulgar – вот где класс!
(Вся наша жизнь, друг, в переводах
По должностям ли – городам,
По связям, чувствам и друзьям.
Шишков ли, чин иной – в угоду
Им не скули: «Прости! Прости!»
Что есть – готов перевести!)
XXVI
Вот так, любезный мой читатель,
Себя Онегин «обучил».
Но, сотен книжек пожиратель,
Он к жизни не готов все ж был.
Не думай, друг мой, что Евгений
Как раб пахал без воскресений:
Дежурство мог он пропустить,
Со взводным власть он мог вкусить,
Над черпаком поиздеваться
И под гитару песню спеть,
И средь дедов друзей иметь…
Но в книжной страсти сознаваться
Мог одному. Тот верный друг
Пришелся по душе не вдруг.
XXVII
Тащили вместе они камень
Армейской службы с первых дней,
На нарах парой меж дедами
В казарме мерзли без вестей
Столичных, шедших от любимых,
Где отчий дом и все, что чтим мы.
Вдвоем частенько шли в наряд,
Друг друга называли «брат»,
Ходили в будни в самоволку,
Сердца их бились дружно, сбой
Был и не мыслим. Меж собой
Они делили все до корки,
И были оба из Москвы —
Земели. (Вновь жаргон – Увы!)
XXVIII
В армейской службе друг-земеля
Приносит радость. Если ж он
Преследует такие ж цели
Как ты, и, если он рожден
С похожей на твою душою,
К тому же и судьбой лихою
Был из столицы занесен
Сюда, как ты, мой друг, то он,
Естественно, всех прочих выше,
Роднее будет для тебя.
Второе ego полюбя,
Ты будешь с ним прочней и ближе
Здесь связан. Пролетят года,
Но память в сердце – навсегда!
XXIX
Владимир Ленский (звали друга)
Был к армии уже женат,
И проводить часы досуга
С женой – как говорил мне – рад.
Ее оставить на два года
Он не желал, но знал: природа
Испортит вряд ли нежный вид.
Она ему не изменит
И обязательно дождется,
Любима им, любя его,
И больше – верил – никого.
Он знал, что трудно ей придется,
Но сердце раз ему отдав,
Приманки ветреных забав
XXX
Она, конечно, превозможет.
А Ленского ей заменить
Никто, естественно, не сможет.
Она Владимира любить
До самой смерти честно будет,
И за два года не забудет,
Наверно. Так он уверял
Друзей. А Жене представлял
Прелестницу под каждый вечер —
Глаза зелены, стройность ног…
Солдат почти уж изнемог
Об этом думать бесконечно,
И вспоминать ту красоту,
В которой женская вся суть.
XXXI
Онегин только улыбался —
Он верность женщины уж знал.
Но над салагой не смеялся,
И друга не разуверял
В его наивном убежденье,
Бездумно-легковесном мненье,
Хотя в душе предполагал,
Что та, кого женою звал
Черпак, расписанный без Бога,
И в самом деле столь верна
Была и стройна как сосна,
И добродетелей премного
Имела. Праздный разговор
Солдатам не всегда в укор.
XXXII
Но как бы ни было, герой наш
Ленского круто полюбил.
Связь эту лажей не прикроешь —
The unformal contact в том был.
Любил его он и за силу:
Окопы рыл тот, как могилу,
Как братский склеп. Муж был не мал —
По пуду гири поднимал.
Когда ж солдаты отбирались
Для марш-броска, где каждый взвод
На офицерский шел развод,
Они дедами оба звались
Заслуженно. И так вдали
Два года службы протекли.
XXXIII
Армейский быт – он окаянный,
Его давно я понял суть.
Перед старлеем, капитаном
И лейтенантом шею гнуть
И вам, наверно, приходилось
(Свободы здесь и не водилось),
И каждый БТР и ПТУРС
Прокладывал к могиле курс.
Но мне претят погонов культы,
Тревоги, в караулках сны,
Склад арсенальный (для войны
Там все есть – от ножей до пультов),
И замполит, готовый врать,
Что он для нас – отец и мать.
XXXIV
Без слез солдат покинет полк свой,
В казенном доме роты строй,
Ведь он уже не в самоволке
И может быть самим собой.
Освобожденный от приказов,
Домой не понесет заразу
Уставов воинских. Как сон
Забудет уставной жаргон.
Мы рождены для жизни мирной.
Пусть в детстве сотню не одну