– Поедешь со мной?

Не указывает, не умоляет, а именно спрашивает – как человека, как личность.

– Нет, конечно, – тянет меня за локоть Дима, будто ребёнка несмышлёного. Любопытные взгляды столпившейся вокруг нас молодёжи обостряют неловкость положения. Если Исаев хотел козырнуть тем, что я якобы являюсь его бесправной собственностью, то ему это отлично удалось. Молодец, пьяный дурень, пять баллов.

Злость защитным механизмом щерит зубы. Я незаметно сжимаю кулаки, просчитывая, как выйти из ситуации с наименьшими потерями. Пешком добираться до дома далеко, а подчиниться не позволяет гордость. Засада. Однако на помощь неожиданно приходит Мир.

– Судьба заезда зависит только от тебя, – взгляд через глаза прямо в душу: глубокий, прямой, гипнотический. – Решай.

– Поехали, – решительно высвобождаю руку, польстившись на призрачное право выбора. Человек, который так смотрит – не оставляет выбора. Только его иллюзию.

– Ну и зря, – по-детски обиженно фыркает Дима, распаляя угли моей ярости до той кондиции, когда пламенем трещит даже здравый смысл. – Ты понятия не имеешь, на что подписываешься.

Да неужели? Я ж в каменном веке, наверное, живу.

Поспешность принятого решения становится очевидной почти сразу, когда Мир, устроившись на водительском сидении своего Феррари, сухо командует:

– Пристегнись. В бардачке должен быть пакет.

За несколько секунд до старта меня начинает колотить неприятная дрожь, в такт глухо нарастающему рыку двух моторов. Холодный целенаправленный свет фар рассеивается далеко в непроглядной ночи. Кажется впереди не трасса, а пропасть.

Зачем нужен пакет спросить не успеваю. Отмашка на старт, и серебристый Шевроле срывается первым. Из-под задних колёс валит дым, шины визжат так, что уши закладывает. Хрипло хохотнув, Мир срывается следом, сверля глазами бампер конкурента. Я давлюсь подлетевшими к горлу внутренностями, чувствуя, как спину буквально вжимает в сидение. Открыть рот страшно, закрыть глаза – невозможно, так и таращусь на отблески расчертившей небо молнии, змеями скользящие по капоту. Беззвучно кричу и никак не могу избавиться от чувства приближающегося удара. Мы несёмся слишком стремительно для движения вперёд, но для падения вниз – самое то.

Вскоре вдалеке вырастает конструкция из нескольких бочек сложенных небольшой пирамидой. Мир постепенно сбрасывает скорость, частично возвращая мне способность дышать, и опускает до половины стекло. Шуршание шин смешанное с раскатом грома душным потоком врывается в салон. Он одурманено улыбается, явно кайфуя на адреналиновой игле, а я относительно перестаю думать эмоциями и с ужасом понимаю, для чего нужен был пакет. С ужасом – потому что ещё чуть-чуть и буду вынуждена использовать его по назначению. Большего позора даже сложно себе представить.

Эх, Димка, Димка... Он уберечь меня хотел, а я...

– Ты в порядке? – Мир кидает быстрый взгляд на спидометр, потом на нечленораздельно пискнувшую меня, и, изобразив на лице нечто среднее между весельем и сочувствием, врубает музыку. – Блюй на здоровье. Я не смотрю, – затем практически орёт, выкручивая звук на максимум. – И даже ни черта не слышу!

Если пару секунд назад я просто боялась смерти, то теперь я о ней мечтаю. Басы тягуче ударяют в спинку кресла, вышибая из меня остатки духа. Потоки ветра швыряют волосы в лицо, не давая потерять сознание. Зад Феррари слегка заносит на повороте, но машина почти сразу выравнивается, обгоняя вильнувший вбок Шевроле. Ощущение бесконечного падения прочно селится в голове и сердце. Мир будто бы не машиной управляет, а сверхзвуковым истребителем. Не едет – молнией рассекает взлётную полосу.