Огни стоящих на финише машин освещают мглу растущей точкой, чем ближе к ней, тем сильнее Мир давит на газ, тем отчаяннее бунтуют дрожащие живым клубком внутренности. Быстро. Слишком быстро для такой слабачки как я. И так во всём. Что бы он ни делал, как бы ни сдерживался – всё слишком. Он меня подавляет, гнёт, как медный гвоздь под прессом. Я его боюсь даже сильнее, чем меня к нему тянет.
– Не вздумай отстёгиваться! – орёт Мир, заметив, что я дёргаю ремень безопасности.
– Мы же почти доехали! – огрызаюсь, глядя на маячащий в зеркале заднего вида серебристый капот.
Боже, мне нужно скорее на воздух, туда, где ноги будут прочно стоять на земле. Я не могу больше падать. Не выдерживаю.
Мир обжигает меня странным взглядом и, чертыхнувшись, высовывает в окно руку с оттопыренным средним пальцем.
– Выкуси, Шума-а-ахер!
В ушах звенит его смех, на глаза набегают слёзы облегчения... Взгляд на спидометр – сто шестьдесят. Мир плавно сбрасывает скорость, но всё ещё недостаточно, чтобы затормозить...
Я не понимаю, как это происходит – вот мы приближаемся к месту, где Арбатов парковал машину, а в следующий момент уже едем по пустой трассе, на всех парах отдаляясь от восторженно гудящей толпы. От Димы...
О лобовое стекло разбиваются первые капли дождя.
14. Золотая рыбка
Мир
– Арбатов, ты спятил?!
В вопросе почти не слышно вопросительных интонаций. Только ужас и, может быть, осуждение.
– Спятил, – эхом повторяю, буравя глазами сверкающую от влаги ленту дороги.
Дождь, зараза, никак не может толком разразиться, накручивает нерв за нервом, нагнетает. Бьёт по мозгам тяжёлыми редкими каплями и как часовой механизм отсчитывает удары о лобовое стекло: кап-кап... кап-кап...
До срыва осталось...
Неизвестно.
Всё-таки нужно было оставить включенной музыку.
– Верни меня назад! К нормальным людям, к Диме!
– Чёрта с два, – улыбаюсь закуривая. Не хочу её пугать, но мой натянутый оскал, похоже, производит обратный эффект. Маша вжимается в спинку кресла.
Дима. Имя друга бьёт наотмашь. Никотин ядовитыми спорами прожигает лёгкие, не прижигая укусов совести. Сигарета кончается на четвёртой затяжке и мне снова нечем занять нервные пальцы. Принимаюсь стучать по оплётке руля, в такт каплям: пам-пам... пам-пам...
Пока держусь.
Ему с Машей хорошо. На месяц, на всю жизнь – какая мне на хрен разница? Честно – никакой. А вот то, что мне без неё плохо – факт. Раньше я не замечал за собой эгоизма, но то было раньше, до этой дикой неразберихи в голове.
Достаю из кармана разрывающийся хитом Нирваны телефон, от силы пару секунд разглядываю снимок довольного Димки на входящем, и решительно сбрасываю вызов. Под Машкино тихое: "Придурок", отключаю девайс к едрене фене. Её правда, я явно не в ладах с башкой.
Положение дрянь. Дима чётко обозначил свою территорию. Он может сколько угодно и кого угодно иметь за её пределами. Меня это трогать не должно. Он – друг. Его женщина неприкосновенна, и только поэтому, будь в моей крови меньше адреналина, я бы спустил всё на тормозах, как с переменным успехом делал это последнее время. Не нужно было дразнить себя этой гонкой. Хотел ведь совсем немного, всего пару минут, провести с Машей наедине. Только она и я в темноте тесного салона. Эмоции, дыхание, пульс на пределе – почти что секс. Хоть какая-то альтернатива запретным фантазиям. Весь вечер мышцы ломило, так хотел её губы, и кожу гладкую под нажимом своих ладоней. Не только колено, а выше, теснее, и чтоб до стонов, до криков.
Одуреть, как Машка сладко стонет. Он хотя бы догадывается?! Ну к чёрту. Не хочу знать.
Зачастившее сердце дробит рёбра: тук-тук... тук-тук...