Суки.

Бархатная манжета под рукавом предупредительно сжалась, но Марш не стала отдавать команду.

Она обернулась. В углу сжался старик в бесформенном полосатом пуловере.

Наверняка этот старый козел и перепутал номера.

Лифт остановился. Марш мрачно оглядела стоящих перед ней людей, словно зависших в белоснежном междумирье коридора. И молча провела пальцем по стене, закрывая двери.

А потом снова обернулась к старику. Переполненный лифт продолжал ползти вниз.

– Аве Аби! – с ненавистью выдохнула она. Слова активации царапали горло, будто она пыталась поесть стекловаты. – Запись! Вы отправили на меня жалобу? – улыбнулась она. – Как это нелюбезно с вашей стороны – кидать репорты на девушку. Впрочем, говорят, что лет шестьдесят назад молодые люди – а все знают, что люди к старости совсем не меняются – сплошь были подлыми, ссыкливыми ублюдками. Как славно, что нам дали Аби и теперь общественность не допустит, чтобы ссыкливые подлые ублюдки портили жизнь пор-р-рядочным людям! – патетически рявкнула Марш.

Хотела процитировать какой-либо агитационный пост, за плюсы к которому начисляли рейтинг, но поняла, что не помнит, какими словами они лгали. Ну ничего, кривоватый экспромт сейчас тоже годился.

– Репорт за оскорбление, – раздался механический голос Аби.

– Обжаловать. Подать прошение о штрафе за необоснованный репорт. Подать прошение о начислении баллов за уместную в ситуации публичную демонстрацию лояльности.

– Репорт за оскорбление отклонен. Репорт за необоснованный репорт подан. Репорт за необоснованный репорт одобрен. Прошение о начислении баллов подано. Прошение о начислении баллов одобрено. Ваш рейтинг поднят на одну позицию.

Марш отвернулась. Мрачно уставилась на черную дверь лифта, покрытую светящимися комбинациями этажей, уровней и коридоров. Лифт мотнуло вправо, и двери снова открылись. На этот раз коридор был синим.

Радости победы она не чувствовала. Она умела играть в эти игры с рейтингами лучше любого старого хрыча, только вот она ненавидела в них играть.

– Пошли, – сказала она Бесси, потянув ее за рукав. – По лестнице спустимся, лишь бы не с этими.

На их место протиснулся крупный мужчина с пустой клеткой в руках. Клетка выглядела хрупкой, мужчина – агрессивным. Марш понадеялась, что клетку кто-нибудь помнет и мужчина устроит скандал.

…

Они выбрались из жилого квартала. Можно было выбрать любой из баров на любом из этажей, можно даже было померзнуть на уличной перемычке – там была симпатичная забегаловка, столики жались к ржавым перилам, а под столешницами были установлены круговые обогреватели. Колени обдавал сухой жар, в лицо дул мокрый ветер, а главное – подхватывал слова, кружил их, как сухие листья, и уносил их куда-то, где они так же, как и листья, были никому не нужны.

Но Марш предпочла «Тихушку». Бар с ироничным названием прилепился к белому подножию башни соседнего квартала. Музыка там гремела так, словно владельцы «Тихушки» производили слуховые аппараты и готовили себе покупателей.

– Чего встала? – хмыкнула Марш, поднимая воротник пальто, чтобы спрятать лицо от ветра.

На воротнике еще остался след эссенции с синтезированным запахом дыма, и это было восхитительно. С дымом у нее всегда были только приятные ассоциации.

– Красиво, – прошептала Бесси.

Марш на всякий случай огляделась.

Ничего красивого она не видела. Синяя городская темнота, выкрасившая белые стены башен жилых кварталов.

Глухие башни, без окон, только в уродливой сетке внешних лифтов, тянутся в глухое и безразличное небо, в непроглядную муть, за которой изредка вспыхивают розовые и золотые огни аэробусов. Снизу башни обнимают огни – бары, лавочки, пристройки с магазинчиками. Сотни вывесок, синих, золотых, розовых и зеленых. И все одинаковые – название, резкий неоновый росчерк. Просто кислотные светящиеся клейма на зданиях. Поэтому иногда она даже рада была голубому искажению от повязки.