Араб и вправду был опытен. Он успел остановить своё оружие до того, как оно вонзилось в землю. Но холод стали на шее заставил его забыть о злости и замереть. В настоящем бою такой удар снёс бы ему голову. Гулко сглотнув, он скосил глаза, пытаясь рассмотреть парня. Матвей, убедившись, что тот всё понял, сделал шаг назад, одновременно прикрываясь клинком. Хрен его знает, этого бедуина, может, он от такого позора окончательно мозги растеряет и ринется в бой до смерти.

Но араб оказался настоящим мужчиной. Держа саблю в правой руке, он коснулся шеи пальцами левой и, рассмотрев на них свою кровь, протянул руку в сторону своего шейха. Увидев это, шейх только головой покачал, жестом указав бойцу на верблюда. Что вся эта пантомима означает, Матвей не знал, но увидев, что его поединщик заметно повеселел, сообразил, что произошло.

Похоже, проигравшему только что снова подарили жизнь. Помня, что нравы в этих местах незамысловатые, вполне можно было ожидать шёлкового шнурка для удавки или приказа отрубить голову. Привычно достав из кармана кусок холстины, Матвей тщательно протёр клинок и, развернувшись, вернулся к своему коню. Неожиданно шейх толкнул своего верблюда стрекалом и направил его прямо к Матвею. Стоя спиной к противнику, парень засёк какую-то суету и, стремительно развернувшись, вскинул револьвер.

Подъехавший шейх показал ему открытые ладони и, чуть свесившись с седла, что-то спросил.

– Не понимаю я тебя, приятель, – качнул Матвей головой.

– Он просит тебя показать шашку, – перевёл подъехавший Ахмет-хан. – Он говорит, что нанести такую рану может только особое оружие.

– Узор на клинке разглядел, – понимающе хмыкнул Матвей, вскакивая на коня и вынимая шашку.

Положив клинок плашмя на предплечье, он протянул его шейху, давая как следует рассмотреть оружие. Чуть прищурившись и вытянув шею, шейх всмотрелся в клинок и, судорожно вздохнув, тихо прошипел:

– Уй вой!

Потом, оглянувшись на толмача, принялся что-то быстро говорить.

– Он предлагает тебе двадцать верблюдов за твою шашку, – перевёл Ахмет-хан.

– Спроси его, он бы стал продавать своё оружие, будучи в походе? – иронично хмыкнул Матвей, убирая клинок в ножны.

Выслушав ответ, шейх поджал губы и, чуть кивнув, мрачно огляделся.

– Скажи ему ещё, что к такому оружию привычка нужна. Шашка – это не сабля, и владеть ею отдельно учиться надо, – быстро добавил Матвей, пытаясь не дать шейху придумать какую-нибудь пакость.

Выслушав толмача, шейх задумчиво посмотрел на шашку, потом перевёл взгляд на свою саблю и, вздохнув, что-то проворчал. Потом, махнув рукой, что-то громко скомандовал. Его подчинённые, глухо ворча, принялись съезжаться в одну кучу, явно готовясь продолжить путь. Понимая, что расставаться с этими людьми врагами нежелательно, Матвей вытянул из-за голенища нож, который сам и ковал, и, провернув его в пальцах, окликнул:

– Шейх, смотри!

Ахмет-хан перевёл окрик, добавив к нему указание пальцем. Оглянувшись, шейх увидел в руке парня нож и удивлённо вскинул брови. Плавно размахнувшись, Матвей бросил ему нож рукоятью вперёд, при этом пояснив:

– Держи на память о русских казаках.

Легко перехватив нож в полёте, шейх поднёс его к глазам и растерянно охнул. Знающий человек рисунок настоящего булата узнает сразу. Рассмотрев нож со всех сторон, шейх поднял на парня неверящий взгляд и что-то спросил:

– Спрашивает, что он может подарить тебе в ответ, – пояснил Ахмет-хан.

– Мне ничего не нужно. Но я хочу, чтобы он помнил, что русские ему никогда не были врагами. А чтобы он не считал, что должен мне что-то, пусть даст какую-нибудь мелкую монету, – закончил Матвей, припомнив правило из своего прошлого.