– Говорю, дождь должен быть сегодня, – улыбнулся дед.
– Ой, знахарь! – старуха махнула рукой. – Он всё знает. Знахарь, итить колотить.
Бабушка Прасковея ещё с вечера наказала мужу не будить детей с утра пораньше, а дать им понежиться. Вчера хорошо потрудились в саду, натаскались корзин с яблоками. Какие спустили в погреб, какие спрятали на чердаке в сене. Это те яблоки, которые не долежат до весны. А даже если и замёрзнут, то и зимой можно достать с чердака, принести в хату, оттаять, вот и будет детишкам в радость.
– Успеется и с твоей рыбалкой, и с козой. Лучше подкопай мне картошки несколько рядков. А сам потом и погонишь козу. А мы с ребятишками картошкой займёмся. Толку с ними больше в хозяйстве, чем от тебя.
– Ну-у-у, завела шарманку, – беззлобно ответил дед. – Рано ты меня списала со счетов, рано.
Однако новый день начался совершенно не так, как планировали старики.
К избе деда Макара подъехал возок, который сопровождали двое верховых.
На рукавах форменной одежды у каждого из них был жёлто-синяя нашивка.
Из возка соскочил один из полицаев.
У него на рукаве красовался такая же нашивка, поверх которой ещё изображён был и трезубец.
«Офицер, начальник», – отметил для себя дед Макар, стоя во дворе.
Наглядно старик знал их в лицо почти всех. Как-никак, буковинцы квартировали в бывшей школе, что в центре села, уже почти полгода, охраняли сначала строительство складов, а потом и сами склады.
Ещё один полицай спешился.
Третий остался верхом на лошади. Только снял винтовку из-за спины, положил на колени.
Двое тут же направились к избе.
– Доброго это… – сняв шапку, дед поклонился гостям, когда те ступили во двор. – Чего это вдруг спозаранку к нам? Случилось чего?
– Девка где, старый? – крикнул тот, который шёл первым. – Пацан где?
Второй полицай забежал в дом и уже через минуту, ухватив за косу, вытащил во двор Лиду.
Уцепившись полицаю в руку, выбежал и Андрей.
– Отпусти! Отпусти сестру! – кричал мальчишка.
Изловчившись, полицай извернулся и с силой ударил Андрея сапогом в пах.
Скорчившись от боли, мальчишка рухнул посреди двора.
Следом из хаты, тяжело дыша, появилась и бабушка Прасковея.
Руками прижимала разорванную на груди кофту, фартук свисал лоскутами поверх спадницы. Растрепанные седые волосы топорщились из-под платка.
Ещё мгновение назад она пыталась вырвать из рук полицая девчонку.
– Ах… о… – хватала ртом воздух, встала на колени рядом с Андреем, прижала голову ребёнка к груди. – За что? За что, господи? Это ж дети, детки, за что ж их так?
В это время полицай, вытянув руку, с силой толкнул от себя Лиду.
Девчонка ещё успела сделать несколько шажков, спотыкаясь, и упала на землю.
Дед Макар то подбегал к старухе и Андрею, то тут же возвращался к девчонке.
– Это… это… что ж это деется, люди добрые? – ни к кому не обращаясь, лепетал старик. – Куда ж это… как же так это? За что это?
Наконец, опустился на колени, принялся поднимать с земли девчонку.
– Лидочка, Лидуся, золотце мое, – шептал дед Макар. – Терпи, терпи, моя хорошая, терпи. Бог велел терпеть, вот и потерпим чуток, потерпим. А там и благодать наступит. Наступит, поверь мне, Лидуся.
А сам прижимал и прижимал голову Лиды к груди, не переставая успокаивать:
– Прижмись ко мне, золотце моё, прижмись. Я заберу твою боль, заберу, – шептал старик.
Голос срывался, дрожал.
– Прижмись, и тебе будет легче, Лидуся. Вот видишь, уже легче, не так больно.
Девчонка обхватила старика, уткнулась лицом в грудь, всхлипывала.
Из головы, из-под вырванных волос кровь сначала появилась на затылке, скапливалась там, потом тоненькой струйкой стекала на спину.