– Да, это проблема, – девушка ласково потрепала барона по полным щекам, развернулась, направилась к двери. Возле порога она остановилась. – Подумайте, как вы все это объясните. У вас есть время. – И с достоинством покинула спальню.

Вечером неширокая главная улочка городка превращалась в своеобразное модное дефиле, в демонстрацию нарядов, украшений, причесок. Сюда выходили целыми семьями, все друг друга знали и раскланивались. Мужчины несли себя подчеркнуто высокомерно и несуетливо. Женщины же, наоборот, – стреляли по сторонам глазками, от чего-то столбенели и чуть ли не падали в обморок, а от чего-то хихикали, чувствуя свое очевидное превосходство.

Соня, одетая в изящное нежно-розовое платье, шла под руку с Шеломом. Она чувствовала на себе внимательные взгляды как мужчин, так и женщин, улыбалась им спокойно и приветливо. Шелом гордо и нежно поглядывал на молодую эффектную жену. Следом за молодыми шагали родители Шелома. Пан Школьник был одет в черную тройку, которую украшали карманные часы с крупной золотой цепочкой. Пани Школьник, не обладавшая ни вкусом, ни внешностью, нацепила на толстое тело яркое красное платье и смотрела на встречных с высокомерной насмешкой.

– На тебя все смотрят, – прошептал Соне молодой муж. – Ты самая красивая.

– Мне нравится, что ты это заметил, – спокойно ответила она.

Они шли дальше, и Соня увидела поодаль мощную фигуру пана Лощинского. Он тоже заметил ее, едва заметно раскланялся и исчез в толпе. Неожиданно навстречу им выплыла пара, Евдокия и Фейга. Мачеха была увешана невероятным количеством украшений – золотом, серебром, драгоценными камнями – и чем-то смахивала на безвкусно наряженную новогоднюю елку. На Фейге было подчеркнуто скромное черное платье, и это выгодно выделяло ее в общем потоке гуляющих. Женщины увидели молодоженов, расплылись в улыбке и двинулись им наперерез.

– Матерь божья! – воскликнула Евдокия, целуя падчерицу. – Какая ты у нас, оказывается, красотка! Забыла родственников, не заходишь. Что случилось, девочка?

– Окунулась в богатство и никак не может из этого дерьма вынырнуть, – бросила Фейга, тоже целуя сестру.

Пока мачеха лобызалась и щебетала с Шеломом, а потом с паном и пани Школьник, Фейга, оттащив Соню в сторонку, довольно зло спросила:

– Послушай, сестра. Ты что, правда забыла родственников?

– Мне не нравится твой тон, – жестко ответила Соня.

– А мне не нравится твое хамство! Тебя зачем выдали замуж за этого урода?

– Ну и зачем? – насмешливо переспросила младшая.

– А затем, чтоб помогать семье. Мачеха без дохода, я тоже пока на мели.

– А дом для «избранного» общества?

– Дом надо еще раскрутить. И ты, красотка, должна там появляться. Работать то есть!

– У меня муж ревнивый.

– Муж у тебя – идиот! Специально такого выбирали. Поэтому не забывай о семье и готовься к выходу в свет. Про тебя, кстати, регулярно спрашивает пан Лощинский. А с этого борова есть что взять.

К ним подошел Шелом, аккуратно взял жену под руку.

– Извините, мы пойдем.

Фейга громко рассмеялась:

– В кроватку торопишься? – Она похлопала его по щеке. – Понимаю тебя, парень. Жена у тебя – ягодка! Но смотри, чтоб не набил оскомину. Сладкое быстро приедается.

Парень смущенно оглянулся на родственников, на Евдокию, неожиданно заявил:

– Мне Шейндля не приестся. Я люблю ее.

Они двинулись дальше и шли некоторое время молча.

– Тебе сестра испортила настроение? – заглянул в лицо жене Шелом.

– С чего ты взял?

– Вижу. О чем вы разговаривали?

– Потом скажу, дома.

– Что-то сильно нехорошее?

– Дома.

Соня лежала в постели и не мигая смотрела огромными черными глазами в потолок. Она молчала. Вид у нее был сильно расстроенный, едва ли не больной. Шелом сидел на краю кровати, внимательно и тревожно глядя на жену.