Распахнулась дверь комнаты, и влетела Аленка. Ее глаза светились от счастья, она затанцевала по комнате, напевая веселую песенку.

– Что тебя так обрадовало? – Я нехотя оторвался от бумаг на письменном столе. Сроки написания диссертации горели. Материала хватало, а усидчивости нет – я искал любой повод, чтобы отвлечься от написания. Критический срок неумолимо приближался, а работа не двигалась. Это раздражало.

– Я беременна! Ура-а-а-а! – улыбаясь и вальсируя по комнате, она распахнула руки.

– Ура! – Я вскочил, едва не перевернув стол. Бумаги рассы́пались и кружась полетели на пол, повторяя движения жены. Я подхватил ее на руки и, смеясь, мы продолжили танец. В комнату без стука бесцеремонно вошла Серафима Андреевна, натянуто улыбаясь:

– А что тут за веселье?

– Мама, Аленка беременная. Ты скоро станешь бабушкой, – радостно закричал я и бросился к ней. Но, не добежав полшага, словно ударился о бетонную стену ее резких слов.

– А меня спросили? Хочу ли я ребенка? А я не хочу!!! Молодая еще я!!! Не хочу угробить свою жизнь на этого… – завизжала мать. Ее буквально трясло от негодования.

Мы в растерянности замерли. Аленины глаза наполнились слезами, вот-вот готовыми пролиться. И непонятно было, чем обернутся эти слезы: моросящим дождиком или смертельной разрушительной бурей, сметающей на своем пути все живое. А мать, не замечая ничего вокруг, неслась дальше.

– Ну хорошо, женился ты на этой… – Она брезгливо смерила взглядом девушку. – Ну поигрался пару лет… Хорошо, я потерплю, пока эта блажь из твоей головы выветрится. Все, пора уже за ум браться. Оставь ее. Давай жизнь нормальную строить. Вон Катенька. Такая девочка хорошая, готова за тебя выйти. И нашего круга…

Алена стояла, вытаращив глаза, готовая уже для резкого ответа, но я, всегда мягкий и уступчивый, вдруг заорал как бешеный:

– Мама, ты не оставила еще этот бред? Ты и отца в могилу свела своим мерзким характером. Ты всегда добивалась своего, но не сейчас…

Мать замолчала, прижав руки к груди и испуганно хлопая глазами. Она впервые в жизни видела сына таким.

– Алешенька, мальчик мой, только не нервничай…

– Я уже давно не мальчик. Взрослый мужчина, который хочет жить своей жизнью. – Я прошелся по комнате, но успокоения это не принесло. – Имею право не спрашивать у тебя, что нам с женой делать. И прекрати мне сватать неудачных дочек своих подружек. Я люблю Алену, и мы уходим отсюда, – произнес жестко. – Алена, собирайся.

Девушка ошарашенно кивнула. Она тоже впервые в жизни видела мужа таким, и он в этом образе ей, определенно, нравился куда больше.

Я подбежал к шкафу и выдернул с антресоли сумки, швырнув их в центр комнаты…

Пара баулов стои́т на полу в прихожей, из кухни слышатся голоса.

– Димка, так мы тут перекантуемся у вас пару деньков? Пока подыщем что-то.

– Дима, помогай, давай расставляй тарелки, – раздается звонкий женский голос, которому аккомпанирует звон тарелок.

– Конечно, живите. Сколько надо, столько и живите. Достала вас тетя Фима?

Аленка растерянно кивает, смотрит на друзей, на уютную кухню и дружную семью. Вдруг начинает рыдать, закрыв ладошками лицо. Да так горько и жалобно, что Дима едва не роняет тарелки, а его жена Оля – сковородку с ароматной жареной картошкой.

– Я старалась, – сквозь слезы жалуется Аленка, – я приготовить и прибрать… и все… все я не так…

Оля, бросив сковородку на плиту, присаживается на корточки рядом и подсовывает плачущей девушке салфетки.

– Ну успокойся. Успокойся, – утешающе гладит по плечу.

– Тебе же вредно сейчас нервничать, – Дима встает к плите и перемешивает картошку.