Внутри всё сжалось.

Я даже не поняла, что затаила дыхание.

Ощущение было такое, будто он сию секунду сократит дистанцию – и коснётся.

Как вспышка – тепло, паника, дрожь.

– Ты что псих!?.. – вырвалось у меня с раздражением.

Он замер. Взгляд сменился – остыл, но не исчез.

Уголки губ приподнялись, и он легко отступил.

– Расслабься, – усмехнулся. – Не в моём вкусе.

Ирония резанула по коже – будто удар током.






Я выдохнула, на всякий случай отошла к своему месту. Проверяю сумку – фотоаппарат на месте. Включаю его и начинаю листать снимки. Чувствую, как он подходит ближе, слишком близко.

Наклоняется над плечом, тень от его лица ложится на мои руки.

– Подглядывать нехорошо, – говорю, не оборачиваясь.

– А ты у нас, оказывается, фотограф, – тянет он, с искренним интересом, будто правда что-то понял про меня. – Любопытно.

Я выключаю экран. Поворачиваюсь.

Дима приподнимает бровь, наклоняет голову чуть вбок, и на губах появляется его фирменная полуулыбка – та, с которой он обычно побеждает.

– Сфоткаешь меня?

При этом у него тот самый взгляд. Уверенный, почти ленивый.

Неудивительно, что половина универа по нему вздыхает.

– Ты всегда так стараешься произвести впечатление?

– Да ну что ты, это получается само собой.

Я фыркаю, отвожу глаза.

– Нам тут сидеть, пока не откроют.

– Да, – он качает головой, медленно осматривая аудиторию. – Не самое романтичное место для первого свидания.

– Это не свидание.

– Ещё не поздно передумать.

Я поворачиваюсь к нему с неприкрытым раздражением.

– Ты будешь меня доставать всё это время?

Он улыбается, словно именно этого ждал.

– Ну и что теперь? – кидает он, растянувшись на полу. – От секса ты отказалась. Значит остается только разговор.

– А ты что, рассчитывал, что я сама на тебя наброшусь?

Он пожимает плечами, ухмыляясь.

– Со мной такое бывало.

– Прямо твой обычный вечер?

– Ну… типо того.

Я кривлю губы в усмешке.

– Считай, что тебе досталась монашка.

– И повезло же мне, что именно с тобой закрыли, – вздыхает он театрально.

– Мог бы сидеть тут один, если бы я фотоаппарат не оставила.

Он усмехается, не растерявшись.

– Нашёл бы, чем заняться.

Я качаю головой, улыбка всё-таки прорывается. А через пару секунд – и смех. Настоящий, лёгкий, как щелчок в темноте.

Он замирает, глядя на меня с искренним удивлением.

– Оу. С чувством юмора у тебя всё в порядке.

Мы замолкаем. Минуты тянутся бесконечно долго. В тишине слышно, как гудит лампа над нашими головами. Я замечаю, что он время от времени косится на меня, словно решая для себя, стоит ли нарушить тишину.

– Расскажи о себе, – вдруг говорит он.

Я поднимаю бровь, разглядывая его с подозрением.

– Лукьянов, ты что, правда хочешь узнать меня получше?

– А почему бы и нет?

Я вздыхаю – демонстративно, будто мне всё это уже надоело, хотя на самом деле внутри шевелится любопытство.

– Ну и что ты хочешь узнать?

Он чуть наклоняет голову, как будто и сам не до конца понимает, зачем начал этот разговор.

– Не знаю… Цвет назови.

Ответ приходит на ум моментально. Этот цвет всегда со мной.

– Фиолетовый.

– М-м, – отзывается он, сдвигая брови. – У меня синий.

– Как небо?

Он улыбается уголком губ.

– Как небо перед дождём.

Я хмыкаю, покачав головой, будто пробую это на вкус.

– Какую музыку слушаешь?

Он чуть откидывается назад, закидывая руки за голову.

– Всё подряд. Главное – чтобы с ритмом и без нытья.

– Любимый фильм? – продолжаю я, стараясь сохранить непринуждённость.

– «Один дома». – Он кивает, словно предупреждает реакцию. – Не смейся.

Я удивлённо приподнимаю брови.

– Почему? Это же культ.

– Вот именно. – Он будто выдыхает с облегчением.

– А у тебя? – спрашивает он теперь.