– Изыди! Изыди! – заверещала её нянька крайне испуганным и надтреснутым голосом. Она почти задыхалась.

Существо же не послушалось её и сунуло свою длинную морду в повозку – на передней стороне у неё сидело два выпученных чёрных глаза. Оно принюхалось, хотя прекрасно видело и так, кто там сидит.

– Ты пойдёшь со мной, – прорычало чудовище и молниеносно протянуло другую лапу – Полька увидела кривые чёрные когти, а потом её подкинуло в воздух, весь мир перевернулся.

А после этого она почувствовала, как это чудовище положило её себе на плечо, как иной мужик носит моток верёвки, и это место стало стремительно оставаться позади.

Лошади же сами понеслись прочь, уволакивая повозку за собой с верещащей нянькой.

Соловей же еле-еле продрал глаза в этот день только к вечеру. Он продолжал столоваться у Мотыги и ни в чём не нуждался. Последнего не было.

Соловей приподнялся, изнывая от жажды и головной боли, дополз до деревянной кадушки и принялся оттуда черпать воду своей пятернёй. Жадно пить. Вода текла у него по усам, по шее. Он чувствовал невероятное облегчение…

В шатре появился Мотыга. По пояс голый, взмыленный. В красных шароварах и чёрных островерхих сапогах. Глаз его крайне взволнованно бегал по полу, будто он боялся посмотреть на Соловья.

– В чём дел, Мотыгушка? – спросил тот. – Что-то сказать хочешь?

– На хуторе был, – ответил он сразу. – И там гадкий толк ходит.

– Что же говорят люди?

– Чудище какое-то в краях наших объявилось.

Соловей поморщился, приводя мысли в порядок.

– Мне-то какое дело?

– Старец Осип сказал, что видел, как оно тащило на Восток высокую чернявую девку.

– И дальше что? – Соловея всё это начало раздражать и он, собственно, не любил все эти сплетни, и его мало волновало то, что происходило вокруг.

– Оно подбежало и к Осипу, – продолжал дальше Мотыга. – И сказало передать тебе, чтоб ты по дочери своей тризну справлял.

Соловья как кипятком ошпарило. Он схватил с пола ножны с палашом и в мгновение ока вырвал оттуда оружие. На лице его вспыхнул пожар.

– Что ты промолвил токмо что?

Мотыга, глубоко вздохнув, ещё раз пересказал случившееся.

– Это ещё что за смертник? – проскрежетал зубами Соловей. – Где Осип?!

Осип – совсем маленький старикашка – и рад бы был схорониться так, чтоб Одихмантьев сын его не нашёл. Но он нашёл. Конь Соловья гремел своими железными подковами на всю округу, когда он прискакал на хутор. Тот как раз плёл своими скрюченными пальцами корзину для рыбы.

– Где ты их видел?! – прогрохотал Соловей.

– Я ходил рыбу удить на Стремнине, – тихо сказал старик. – Там он и пробегал… Жуткое чудище! Белое, как мертвяк! С наростами по всему телу… Как рогами. И сказал он тебе…

– Я знаю, что он передал мне! Посмотрим, что он скажет, когда я с него голову сниму! Пущай так походит!

Соловей пребывал в самом настоящем бешенстве. И быстро помчался прочь, прям на Восток, рискуя загнать собственного коня.

Он не стал заезжать в своё имение: слушать причитания няньки Польки для него было хуже гибели, да и что она могла сказать ему?! Теперь предстояло найти чудовище – по описанию Осипа, крайне жуткое. Но он и сам не был беспомощной порослью.

Скакал Соловей долго, даже ночами. Коня ему приходилось и кормить запасённым овсом, и поить из Стремнины, и разнуздывать, но сам он и глаза не мог сомкнуть. Настолько была велика в нём ярость.

Он понял и ещё кое-что: это чудище явно послал Тугарин. Последней каплей, наверное, стало не слишком уж учтивое обращение Соловья с гонцом.

«Я убью его, если он такой ранимый», – злобно подумал Соловей.

Но потом… Сейчас ему предстояло освободить из когтистых лап свою дочь.