Стоял дождливый день – грязь превратила все дороги в чёрное месиво, а по небу ползли серые громоздкие тучи, едва не касающиеся земли на горизонте.

Соловей, полностью продрогнув, мерно скакал в очередное село, где старик по имени Касьян уже должен был собрать ему дань…

В этот раз он ничего подозрительного не увидел, пока не спешился около деревянных разбухших ворот. Он спрыгнул в грязь, и длинные сапоги его оглушительно чавкнули.

Соловей услышал недовольные голоса и шум за частоколом… Он уверенно ухватился за ручку ворот и рванул их на себя: не заперты.

Знакомая тощая фигура в какой-то обдёрганной фуфайке шла самой первой к воротам. Он вёл за собой упирающегося коня, доверху навьюченного награбленным товаром. За ним топал разношёрстный сброд, вооружённый пиками и кривыми клинками. Они упирались и тащили плетёные корзины, наполненные репой и луком. Кто-то нёс целое бычье стегно, с которого ещё сочилась кровь.

За ними бежала ревущая крестьянка в вымокшем платье, воздевавшая к ним руки. За ней нёсся целый табор детишек, и все они отчаянно плакали.

Соловей же мрачно встал в проходе, широко расставив ноги. Он сразу же вытащил палаш и пока его опустил.

– Я вижу, ты меня не понял, – повысив голос, прокричал Соловей, когда Ямалгуд со своими ребятами приблизился.

Дождь многократно усилился.

– Мне Тугарин велел тебя не бояться, – медленно проговорил тот с наигранной весёлостью. – Так что не мешай нам добывать отряду пропитание.

– Ты передавал Тугарину мои слова? – грозно спросил Соловей.

– Передавал. Он велел тебе не мешаться нам. Ты, грабастик, ходи своей сторонкой, да в наш двор не лезь.

– Я тебе покажу сейчас…

Угроза, едва выпавшая у Соловья изо рта, привела в движение сразу всех вражьих воинов. В этот раз они оказались готовы: и профессионально ринулись на него, пытаясь охватить со всех сторон.

Но Соловей был стреляный воробей, потому резво принялся отскакивать прочь, вынося перед собой своё блестящее оружие. Двое упали замертво, орошая грязь кровью. У третьего отлетела рука, у четвёртого – голова.

Ямалгуд с большим неудовольствием выяснил, что и в этот раз Соловей показывает превосходную военную подготовку, легко расшибая всех своих неприятелей.

Выяснялась и другая деталь: в этот раз Соловей не собирается оставлять его в живых.

Он подошёл к Ямалгуду, тяжело дыша, поднимая окровавленное лезвие палаша.

– Я тебя предупреждал? – спросил он.

Ямалгуд предпочёл промолчать. Ужас застыл в его глазах… А в следующий момент огненная боль пронзила его прямо посередине: он почувствовал, как клинок Соловья его попросту располовинил. Он очень хорошо осознал то, палаш Соловья оборвал его недолгую и суровую жизнь… А только потом всё померкло.

Когда местный старшина собирал откуп Соловью, гнетущее чувство возникло у него в груди: какое-то предельно животное чувство. Он прочно ощущал приближение тяжелой битвы.

«Тугарин идёт, что ли?» – подумалось ему с неожиданной невесёлостью.

Хоть Соловей здесь и хорохорился, про Тугарина он уже слышал неоднократно. Жесточайший, свирепый. Рослый и широкоплечий. На груди он носил отрубленную голову одного богатыря, уже превратившуюся в череп.

Все его воины, славившиеся такой же жестокостью, с удовольствием брали врагов в плен, где превращали их жизнь в кошмар. Единственным минусом его вояк являлось то, что хребты их были совсем уж тощие, потому перебивались от хорошего удара.

Сам же Тугарин мог разорвать своими волосатыми лапищами много кого… И Соловей думал, что, если им предстоит встретиться в бою однажды, то ему придётся нелегко.

Когда же на него снова обрушилось страшное пьянство, и он засел в ближайший трактир, то эти опасения начисто стёрлись из его ума. Собственно, Тугарин был тем же воителем, что и Соловей, и должен был понимать, что во время походов может происходить всякое…