Но в последнее время вынужден был довольствоваться только мимолетными ласками духов.

За все положена своя цена.

Сморгнув неожиданное и сильное искушение, он улыбнулся:

— Ты знаешь, кем была та старуха?

— Кем-то изначальным, — туманно ответила Поля. — Кем-то, кто пришел в этот мир раньше богов.

Про таких существ он даже не слышал никогда, а уж сколько баек на его долю выпало — не счесть.

— Если тьеррам подносить дары, то они щедры и добры, — заметил он мягко. — Мне повезло, что старуха решила сделать куклу не из шайнов, несущих смерть, или муннов, проказников и сплетников. С ними куда сложнее договориться.

— Поле было так давно, что я не уверена, не привиделось ли оно вообще. В любом случае, та связь давно вырвана с корнем. Я не могу больше управлять погодой и приносить щедрый урожай.

— Значит, не можешь насылать и голод.

Поля кивнула, зевнула, вытянулась на топчане:

— Утром отправляемся в ущелье. Давай спать.

Даня погасил фонарик, лег, прислушиваясь к ее тихому дыханию.

Сколько мыслей в голове, сколько вопросов, сколько соблазнов.

***

Поля еще спала, когда он проснулся.

Свернулась клубочком, как кошка на печке.

Волосы упали на лицо, покрывало сбилось к босым ногам.

Тьерры были золотистыми крошками, которые ловко прятались между стеблей растений, но показывались во время цветения ржи или пшеницы. Они обожали прикорнуть в полдень, отчего все работы на поле в это время останавливались, а зимой эти духи и вовсе впадали в спячку, уходя глубоко под землю, укрываясь снегами. Больше всего тьерры любили свежий, еще теплый хлеб, выращенный на их поле. «Ты с нами сажал, поливал, убирал, сушил, молотил, так раздели же и трапезу…»

Тьерры частенько дразнили степенных духов дома, гортов: могли опрокинуть плошку с едой или подломить половицу, потому что издавна спорили меж собой, кто из них важнее для людей. Но если горт и тьерр подружатся, то хозяевам это принесет счастье и процветание.

А иногда тьерры оборачивались прекрасными женщинами. Каждый землепашец знал, что если пред тобой среди поля появится красавица в белой сорочке, с распущенными пшеничными волосами, васильковыми глазами и пышными формами — то будь ты хоть трижды верным мужем, будь ты старцем немощным, а изволь заняться с ней любовью. И чем больше страсти ты проявишь — тем плодороднее станет твоя земля. А откажешься — не знать тебе в ближайшие годы урожая. Тогда жены ругали мужей: ах ты, непутевый, не смог как следует ублажить кормилицу нашу!

Поля сказала, что почти ничего не помнит, все забылось за колыбельными, а Даня смотрел на нее, спящую, и зачем-то спрашивал себя: а сколько мозолистых, натруженных рук ласкали ее прежде?

Такая девочка.

***

На улице его ждала Гуля.

Студенты шумной ватагой накрывали себе завтрак за длинным столом под открытым небом. Они собирались уезжать.

— Сегодня мы отправимся в ущелье, — предупредил Даня. — Ты оставь за нами домик.

— Твоя девушка вернулась? — спросила Гуля отрывисто.

Ох, как хорошо Даня знал эти интонации, эти расширенные зрачки, сбивчивое дыхание. Никогда не мог устоять, никогда не терял надежды, никогда не отказывался, хоть и знал о немедленной, болезненной расплате.

Он все еще не смирился.

«Тебя будут любить человеческие женщины, любить пылко, любить безрассудно. И тебя будет неудержимо тянуть к ним, но ты не сможешь осчастливить ни одну из них… »

Проклятия, высказанные на гранитных карьерах, высечены в вечности.

И какой зловредный мунн тогда дернул Даню сунуться к жене богатого горнодобытчика. Кто знал, что у него в каждом кармане по руне.

— Вернулась, — ответил Даня, не желая уточнять, что Поля — напарник, а не возлюбленная.