Тогда Соболь подъехал к ней.

– Буэнос диас!

И тут же понял – она не местная, хоть и темноволосая. В том, как она повернулась к нему в ответ на его слова, чувствовалось удивление.

Он рассмеялся:

– Тогда так: доброе утро…

А вот на английскую речь она улыбнулась и подняла очки-маску, закрывавшие половину лица.

– Доброе утро, – сказала она не спеша, присматриваясь.

Несколько секунд они рассматривали друг друга.

Он смотрел и думал – нравится она мне? В первую секунду было все-таки непонятно. Сперва он понял только, что волосы у нее не такие темные, как показалось – верно, от яркого солнца и снега – а темно-русые, и они переливаются на этом солнце едва заметно, то темней, то светлей. Потом, словно проявляющийся негатив, из общего впечатления появился четкий очерк лица с высокими скулами, острым подбородком и широко поставленными глазами, совсем чуть-чуть курносый нос, правильные полноватые губы – не накаченные, судя по верхней – и немного веснушек. Непривычное лицо. Потому он и присматривался к нему несколько секунд.

А потом понял – он всю жизнь будет видеть его. Перед собой или в памяти, но всегда. Хоть и непривычное, оно было очень свое. Точно они с ней – существа одного вида, и лицо ее вызвало у него внезапное узнавания чего-то настоящего. Спокойное, а в глазах веселье, словно у нее в генах прописано жить с таким настроением: три четверти покоя, четверть веселья. И очень надежное. Эти губы не искривляются в капризной гримаске. Ей, наверное, лет двадцать пять, но она совсем взрослая.

Он сказал:

– Когда я к вам подъехал, то придумал такую фразу для начала разговора: вы катаетесь очень рано и очень хорошо; такое случайно не бывает. Но теперь я просто скажу, что вы мне очень понравились и я хочу познакомится с вами.

Немного слишком, пожалуй – но он хотел посмотреть, что она сделает. «Идя в потоке, видишь только спины, идя навстречу, видишь всех в лицо…»

Она улыбнулась, и взрослое лицо ее стало вдруг как у девочки-подростка, которая сама себе стесняется признаться, что такое знакомство может с ней приключиться. Умной девочки, привыкшей общаться со взрослыми, которой и в голову не придет дурачиться, но немного сбитой с толку. Она смутилась его словами, но не своим смущением. Кажется, она ожидала чего-то другого.

– Я давно катаюсь. Я выросла в Норвегии, там это довольно обычно.

– В Норвегии? – отчего-то это оказалось для него совершенно неожиданным.

Она засмеялась – и тоже как подросток, которая просто общается, а не флиртует:

– Иногда я говорю, откуда я и вижу во взгляде – надо же, как досадно! а почему она не блондинка?.. Зато я довольно высокая по нашим меркам. Наверное, у меня есть какие-то ненорвежские гены в роду. Норвегия ведь когда-то была завоевана датчанами… Да мало ли каких женщин могли привозить мои далекие предки из своих транснациональных грабительских экскурсий!

Соболь улыбнулся – сам собой, от ее смеха:

– Да, вы явно повыше тамошнего среднего роста… И я знаю, что в Норвегии не все блондинки.

Потом убрал улыбку и сказал, глядя ей в глаза:

– Мне темные нравятся. Они кажутся взрослей и надежней.

Она заметила эту серьезность, этот прямой взгляд, и тоже стала серьезной. Чуть помедлила, точно прикидывая – а что ответить? Что у них, взрослых, принято в таких случаях отвечать?

– Да, не все… Вы бывали в Норвегии?

Он кивнул:

– Бывал. И не раз.

– Что вы там делали?

– Катался на лыжах.

– Только катались на лыжах, и все? Специально для этого ехали? – теперь она уже ничего не стеснялась; губы улыбались синхронно с поблескивающими глазами; про неожиданное знакомство мы уже забыли, подумал он и едва удержался – так захотелось притянуть ее за плечи и поцеловать.