– Вот второго сегодня везём в Бехтеревку. И опять прям фотомодель. Одного утром отвезли, постарше будет. На этого похож… как его… забыл. Актёр один, тоже психов всё время играет, у меня дочка его фанатка… как же…

– Это неважно, – Роза пошевелила ладонью, которую продолжал очень крепко сжимать «куколка». В ответ тонкие пальцы немного ослабили хватку. Кстати говоря, юноше явно становится лучше: он больше не бледный, исчезли фиолетовые тени под глазами и вокруг рта. Но сидит неподвижно, как тёплая, но совершенно безжизненная статуя. Что с ним такое, а? Неужели на самом деле сумасшедший?

– Ага, ладно, потом вспомню. Так вот, значит, утром привезли красавчика, оформляем, а в Бехтеревке все на ушах стоят – у них там какой-то санитар до белочки допился и пациента с крыши сбросил. Настя из приёмки сказала, мальчишка совсем был. И тоже всё ахала – симпатичный, тихий, из хорошей семьи. Папашка шишка какая-то, разборки однозначно устроит, и кирдык нашей психушке. В областную придётся возить.

– Тяжело вам, – Роза вновь нетерпеливо пошевелила пальцами. «Куколка» опять сжал её руку слишком сильно. Как раз на словах фельдшера «с крыши сбросил». Может, погибший мальчик и «куколка» были знакомы? Из одной, так сказать, проблемной социальной группы?

– Да уж, несладко. Но опять-таки без нас как? Люди через одного от такой жизни умом трогаются, возим всё, возим.

Машина начала плавно заворачивать вправо. Роза повернулась к окну – доехали. Ворота уже открыты, их ждут.

– Так, теперь аккуратненько выходим… ступеньки тут, потихонечку… ага, вот так…

– Верь мне! – от резкой боли в пальцах, сжатых как будто стальными клещами, Роза вскрикнула. Неправдоподобно синие и такие же неправдоподобно яркие глаза на секунду оказались совсем близко – умоляя, приказывая, лишая воли. – Просто верь мне, Знахарка! Бежим!

– Стой! Куда! Держи их! – неслось в спину. Роза не оглядывалась. Она бежала вместе с «куколкой», в котором уже и следа не осталось от беспомощной слабости, как там, в дежурке охранников. Парень расшвыривал людей на своём пути как игрушечные кегли, одним ударом кулака распахивал двери и решётки. Роза бежала, не пытаясь выдернуть из ладони «куколки» свои вконец онемевшие пальцы, и думала только о том, чтобы не зацепиться каблуком о какой-нибудь порожек – это её любимые туфли, жалко будет сломать каблук.

«Островок внутреннего покоя… Я на своём островке внутреннего покоя… Всё хорошо, вокруг стены, меня никто не найдёт, меня не видно, не видно, не видно…»

– Сюда! – Роза послушно свернула в какой-то коридор, явно для служебного пользования. – Вверх, Знахарка, быстрее, быстрее!

«Я не могу быстрее! – хотела закричать Роза. – Я сломаю каблуки на своих туфлях! Это мои любимые туфли!»

Из её губ вырвалось только еле слышное шипение – как из проколотого на полном ходу велосипедного колеса.

– Крак! – звук раздался где-то далеко, на периферии слуха. Роза поняла, что карабкаться по лестнице стало до ужаса неудобно, когда левая нога внезапно соскользнула со ступеньки. У неё теперь левая нога короче правой, вот в чём дело. Вот чёрт, она всё-таки сломала каблук!

На крыше психоневрологического диспансера тоже были какие-то люди. Они кинулись наперерез «куколке» и Розе. Кажется, это были полицейские… форма, блестящие пряжки, какие-то длинные чёрные штуки в петельках на ремнях. Это резиновые дубинки? Роза сжалась, увидев, как один из полицейских взмахнул дубинкой прямо над головой «куколки». Это же больно… её сейчас тоже ударят по голове? Боже, боже, боже…

– Замри! – звонкий голос подхватило невесть откуда взявшееся такое же звонкое эхо. Полицейские вдруг остановились, чёрная резиновая дубинка зависла в паре сантиметров от растрёпанной темноволосой макушки «куколки». Даже воздух, казалось, застыл – нагромождением причудливых прозрачных глыбин.