Солнце для красных Евгений Нарута

Шум волн, бездонная синева неба и карапуз Пашка, уже крепко стоящий на ногах: загорелый, веселый и счастливый, деловито собирающий ракушки и строящий песчаные замки на морском берегу.

В то лето, инженер путиловец Анатолий Петрович Соболев впервые привез семью в Крым. Белый дом в глубине фруктового сада, узкая дорожка к нему, окруженный ягодными кустами уютный тенистый двор, состояние уединенности, счастья и покоя.

Одним июльским утром, когда семья завтракала, на пороге появился молодой человек с испитым лицом и нервно бегающими красными глазами. Одетый, в солнечную погоду в черное, визитер наводил на неприятные догадки.

– Мне надо с вами переговорить – сказал странный посетитель, обращаясь к Анатолию Петровичу.

– Хотите чаю? – предложила Серафима.

– Нет, нет, – отказался молодой человек и хлебнул чего- то из фляжки.

– Тогда немного обождите, – попросил Анатолий Петрович.

Закончив завтрак предложил гостю пройти в сад. Расположившись на скамейке, в тени яблони, закурил папироску.

– Ну, так в чем дело, – рассказывайте.

Молодой человек путанно рассказал, что отец его, являющийся владельцем этой дачи скончался, и что он, как наследник собирается ее срочно продать, – в очередной раз хлебнув из фляжки, молодой человек попросил Анатолия Петровича немедленно съехать.

Мысль о том, что предстоит искать другое жилье, упаковывать и перевозить вещи показалась Анатолию Петровичу глубоко возмутительной. Предъявив договор и расписку об уплате аренды, Анатолий Петрович заявил, что съезжать до конца сезона не намерен, и смягчив тон, из любопытства поинтересовался ценой. Молодой человек, стесненный в обстоятельствах и преследуемый кредиторами, озвучил настолько бросовую цену, что, взяв в местном банке небольшой кредит Анатолий Петрович заплатил за дом и стал счастливым обладателем недвижимости в Крыму.

Вступив во владение, установил печь, отчего в летнем доме стало возможно проживать и зимой, а спустя годы, выйдя на пенсию, и вовсе перебрался сюда с женой, оставив просторную Петербургскую квартиру сыну.

В саду, Серафима Степановна разбила цветник, а Анатолий Петрович построил белоснежную беседку, увенчав ее остроконечную крышу веселым флюгером в виде парусного кораблика. Морские ветра ласково шелестят листьями фруктовых деревьев, птицы наполняют сад райским пением, а солнечные лучи яркими красками расцвечивают издающую божественный аромат цветочную клумбу, над которой без устали трудятся Серафима Степановна и пчелы.

Худенькая девушка Глаша, двадцати лет, с покрытым веснушками улыбчивым и добрым лицом, занимается хозяйством. Мама Глаши, некогда служила у Анатолия Петровича в прислуге, но закрутив с проезжим моряком роман, сбежала, бросив девочку на произвол судьбы. Впрочем, роман оказался недолгим и трагическим. Спустя несколько дней, из реки Мойки извлекли молодую утопленницу, в которой по предсмертной записке и документам опознали маму Глаши, что же касается отца, то про него оказалось ничего неизвестно. Добрые сердцем Анатолий Петрович и Серафима Степановна не стали отдавать кроху в сиротский приют, а оформили над ней попечительство. Глаша выросла, но уходить от приемных родителей не захотела.

Единственный сын Павел рос крепким, ловким и смышленым. Занимался музыкой и верховой ездой, посещал конкуры (конные турниры по преодолению препятствий), в которых участвовали драгуны лейб-гвардии Финляндского полка. Сверкающие золотом эполет, на лошадях стоимостью в целое состояние, блестящие молодые офицеры произвели на Павла настолько сильное впечатление, что после гимназии юноша надумал поступать в кавалерийское училище, чем привел Анатолия Петровича в ужас. Зная твердость сына в принятии решений, Анатолий Петрович пустился на хитрость.

Позвонив домой со службы, и сославшись на забывчивость, Анатолий Петрович попросил сына принести якобы забытые чертежи. Повесив трубку, Павел забрал чертежи и напевая драгунский марш Александровского полка направился к отцу, работавшему инженером-конструктором в военном ведомстве. Охрана проводила Павла на рабочее место Анатолия Петровича.

В центре ярко освещенного просторного зала, украшенного большим портретом Государя императора, и флагом России, ощерившись стволами пулеметов стоял темно зеленый броне-мобиль, вокруг которого деловито суетились перепачканные в машинном масле военные.

– Под капотом у этого монстра табун из двадцати лошадей, броня не пробивается ни шашкой, ни пулей, а каждый из двух пулеметов «Максим» способен делать свыше шестисот выстрелов в минуту, – не без гордости сказал Анатолий Петрович, подведя сына к броневику. Павел с интересом осмотрел механическое чудище со всех сторон.

– А он способен передвигаться?

– Пока нет, но на следующей неделе ожидаются ходовые испытания и стрельбы, если хочешь, то можешь присутствовать.

Это сработало, и заинтригованный Павел впервые пропустил занятия в конной школе.

Едко дымящее, надсадно гудящее и скрежещущее металлическим организмом угловатое чудище, усыпанное словно металлической сыпью заклепками, со скрипом переехав пару неглубоких канав, остановилось и из стволов пулеметов с оглушительным треском вырвался огонь. Огненный вихрь буквально распорол фанерные щиты-мишени, с изображенными на них всадниками. У Павла от такого зрелища широко распахнулись глаза, а Анатолий Петрович, наблюдавший за реакцией сына как-бы ненароком обронил:

– Новый век – новые возможности. То, что девятнадцатом казалось фантастикой уверенно вступает в двадцатый.

Лошади постепенно отошли на второй план, а окончив гимназию, Павел поступил в Политехнический институт.

К 1910 году, количество автомобилей в Петербурге перевалило за тысячу, а РБВЗ (Русско Балтийский Вагонный Завод) приобретя в городе экипажную фабрику «Фрезе и К» начал выпуск спортивных моделей.

Однажды, июньским теплым днем 1910 года, дверь военно-конструкторского бюро, где работал Павел распахнулась и вошел энергичный молодой человек лет тридцати, в штатском костюме и объемном сером картузе. Над козырьком поблескивали большие круглые очки, на ногах молодого человека были гетры, заправленные в высокие шнурованные ботинки, в руках коричневые краги, темные глаза смотрели прямо и почти не мигали, под прямым коротким носом топорщились лихо подкрученные кверху короткие усики. Мельком взглянув, Павел тотчас узнал посетителя, но сделав равнодушный вид отвернулся к кульману с чертежом трансмиссии. Молодой человек решительным шагом приблизился и спросил:

– Павел Анатольевич?

– Да, это я.

– Разрешите представиться, – коснулся козырька молодой человек, – Нагель Андрей Платонович.

– Очень приятно.

Андрей Платонович подошел к чертежу броне мобила, и с интересом осмотрев слегка поморщился:

– Наверное тяжелый?

– Есть такое дело, – согласился Павел.

– Быстро не разгонится.

– Ему спешить некуда.

– Вам приходилось сидеть за рулем спортивной машины? – неожиданно спросил Андрей Платонович.

Павел отрицательно покачал головой.

– Только боевой.

– Вы мне нужны, – решился Нагель, и заговорил быстро, как будто боясь, что его перебьют, – Я в отчаянном положении, мой сменный водитель, упал вчера с лошади и сломал ногу. Завтра старт международного автопробега на приз Государя Императора, участвуют около пятидесяти экипажей.

– Я читал об этом, – сказал Павел, – Почему я?

– Мне порекомендовал вас военный министр, генерал кавалерии, господин Владимир Александрович Сухомлинов, – произнес со значением Нагель, и сделал паузу ожидая реакцию, но Павел взяв резинку со скучным видом принялся подчищать чертеж, тогда Нагель продолжил, – Не правда ли, кавалерия и железные экипажи, это как два века – прошедший и зарождающийся?

Павел кивнул.

– Вы молоды, – Нагель кинул оценивающий взгляд на коренастую фигуру Павла, – физически сильны, и лучший в своем деле. Оставьте орудия убийства, я предлагаю вам ветер романтики, дальние страны, сверкающие спортивные автомобили, – весь мир будет у наших ног.

Павел молчал, задумчиво глядя на неоконченный чертеж трансмиссии.

– Решайтесь, уверяю вас, к броневикам вы всегда сможете вернуться. Сейчас на кону стоит автомобильная честь России.

Упоминание чести России задело Павла. Заглянув в темные глаза Нагеля, он увидел в них мольбу, еще раз посмотрел, на чертеж, снял фартук, забросил в угол и ответил:

– Идемте.

На следующий день, в семь часов утра, экипажи участников пробега выстроились в Михайловском манеже для регистрации. Немецких автомобилей оказалось большинство. Вокруг «Мерседесов», суетились команды профессиональных механиков в то время, как, всего три российских автомобиля участвовавших в гонке были обычной, серийной сборки, и представляли их частные лица. С интересом рассматривая участников и автомобили, Павел с удивлением увидел девушку в кожаном костюме, стоящую у кроваво красного, сверкающего хромом, французского «Делоне-Бельвиль»

– Кто это? – спросил Павел.

– Княгиня Долгорукая, она, кстати, еще и авиатор. Автомобильчик у нее, конечно, элегантный, но не для пробега, – пренебрежительно хмыкнул Нагель.

Княгиня непринужденно беседовала с ослепительно красивой молодой девушкой, в темно зеленом бархатном платье. Из-под маленькой черной шляпки девушки свисал локон пышных золотистых волос, ее большие синие глаза блуждали по манежу осматривая автомобили, и в какой-то момент остановились на блестящей решетке радиатора «Руссо Балта». Встретившись взглядом с Павлом, девушка мило улыбнулась, обнажив в улыбке белоснежные зубки. Павел в ответ слегка поклонился.