В селах русские, белорусские, украинские тетки, чуткие к чужой беде, вздыхая по сынам и мужьям, ушедшим в армию, да так и не подавшим весточки, загодя, еще днем расстилали на полах в хатах и избах чистую солому и чугунами варили картошку. Знали: к вечеру непременно попросятся на постой прохожие люди…

На этот-то нелегкий путь выпало ступить и мне. Впрочем, не сразу. Июль и часть августа наша 214-я воздушно-десантная бригада продолжала боевые действия во вражеском тылу. Первое нападение на вражеский штаб (в селе Рудня, если не ошибаюсь), о котором я рассказал, послужило добрым началом. За ним одна за другой последовали боевые операции, почти неизменно приносившие удачу. Что ни ночь – громили мы гитлеровцев на станциях и в райцентрах, нападали на вражеские колонны, взрывали склады, жгли мосты, устраивали засады на шоссе и большаках. Каждый бой прибавлял нам уверенности, раскрывал что-то новое в повадках и тактических приемах врага. Немало трофеев побывало в руках каждого десантника. Что нам только не попадало! Вороненые, горбатые автоматы Шмайсера; пулеметы «универсал» в длинных дырчатых кожухах; непривычного вида – голый ствол торчит из массивной рукоятки – пистолеты «парабеллумы» в глухих, как чемодан, черных кобурах из толстой кожи; ручные гранаты с длинными деревянными ручками, похожие на ножки от стульев, солдатские ремни, на алюминиевых пряжках которых красовались орел со свастикой в когтях и надпись «Готт мит унс»; не боящиеся ни воды, ни пыли швейцарские часы со светящимися циферблатами, сделанные, как рассказывали, в Швейцарии, по специальному заказу Гиммлера для войск СС.

И не раз после операций мы возвращались на место расположения бригады на мощных трофейных мотоциклах «Циндап» и на захваченных в бою военных грузовиках. Словом, постепенно мы превращались в партизан.

Где-то неподалеку от местечка Осиповичи, бригада повстречалась с прославленной дивизией генерала Галицкого, в полном составе, с техникой и вооружением, пробивавшейся к фронту.

Это была последняя регулярная советская воинская часть, которую мне пришлось видеть до того бесконечно счастливого дня в сорок четвертом, когда наше партизанское соединение дважды Героя Советского Союза А. Ф. Федорова встретилось с разведкой наступающей Советской Армии. Но от этого часа меня отделяли еще многие дни и ночи, проведенные во вражеском тылу…

Разумеется, гитлеровское командование вскоре установило, что дерзкие нападения, приносившие оккупантам немалый урон, совершаются десантной бригадой. Против нас были брошены крупные силы. По слухам – целая дивизия… В это время мы находились в непрерывном движении. Шли преимущественно по ночам. Днем, выбрав подходящий лес, останавливались на отдых.

Куда мы шли, какие решения принял комбриг – этого я не знал. Ведь я был простым сержантом. Боевой приказ Лобецкого на задачу, которую требовалось выполнить немедленно – вот все, что мне было известно на ближайшее будущее. И даже маршрут очередного перехода я узнавал, когда он оставался позади. Иначе нельзя. Этот первейший закон войны в тылу врага – глубокую конспирацию каждого шага и замысла, комбриг полковник Левашов неукоснительно соблюдал…

Обстановка тем временем осложнялась. Ночью, на марше впереди загремел бой: то ли разведка, то ли боевое охранение наткнулись на вражеский заслон. Мы свернули в сторону, стараясь оторваться от преследования, но гитлеровцы, видимо, уже засекли бригаду. С раннего утра в лес, где мы остановились, двинулись танки. За ними – густые цепи автоматчиков. Над головами, корректируя огонь артиллерии, закружили, сменяя один другого, зловещие «фокке-вульфы», впоследствии прозванные солдатами и партизанами «рамами». Со всех лесных опушек доносился отрывистый лай тяжелых минометов. Лес, раскатывая гулкое эхо, гремел от выстрелов и разрывов.