Светлело. Нуониэль будто и не спал вовсе. Теперь он свернулся калачиком и ждал, когда же проснётся Агидаль.

Зарядил ливень. Путникам пришлось в скорости собраться и двинуться дальше. Лишь природа слегка утихла, парочка присела на мокрые камни глухого оврага и позавтракала сушёной рыбой с остатками жареного мяса, ранее предназначавшегося волкам.

Дальнейший переход оказался отвратительно-тяжёлым. Нескончаемый дождь, холод, плутания по кустам и чащам. Тим и Гиди настолько отупели, что, остановившись на обед, просто сели на землю, прислонившись спинами друг к другу и молчали более часа. Они изголодались, но жевать не осталось сил. Вместо еды путники много пили. Из-за влаги в сапогах, ступни покрылись мозолями. Спина, плечи, ноги – ныли от изнеможения. Впрочем, всё это не шло ни в какое сравнение с ощущением неизвестности грядущего. Участники нуониэльского посольства не понимали, где они находятся, и как долго им ещё топать.

– По морю оставалось день и одна ночь, – сказал Тим, когда они снова побрели сквозь густой лес.

– Дойдём, – отрешённо отвечал Гиди, – День уже прошли. Полтора.

– Куда шло «Пёрышко»? – спросил Тим. Агидалю показалось, что от усталости его спутник начинает пренебрегать запретом на задавание вопросов, принятым у нуониэлей. Но посыльному было не до шуток.

– Город Лироди, – ответил он. – Ланко заливал, мол, там чуть ли ни каждый дом построен на золото Торговой Унии.

– Здорово живут, – вздохнул Тим. – А я думал, Симпегалис – это пустая степь.

– Так Лироди не Симпегалис.

Тим остановился и вопросительно взглянул на спутника.

– Там от Лироди ещё чуть на полночь пройти надо, – пояснил Гиди и пожал плечами, как бы оправдываясь. – Ланко сказал.

После этого Тимбер умолк надолго. Молодой нуониэль расстроился из-за того, что путь постоянно становится длиннее, чем думалось изначально. Гиди и сам смутно представлял, где этот Симпегалис. Зато он давно знал простую истину: чем дальше отходишь от дома, тем больше становятся расстояния. До соседней деревни в Лойнорикалисе можно добраться за полдня. На Равнинах людей – за день, полтора. В землях за рекою Риф между поселениями столько пустоши, что и в неделю не одолеть. Гиди не раз успокаивал себя тем, что всё это пустая игра ощущений, вызванная тоской по дому. Но порой на него накатывала такая тревога, что в дрожь бросало: «А если зайти настолько далеко, что до следующей деревни и добраться невозможно будет?»

К трём часам поднялся ветерок. Путники и так еле волочились, а теперь идти стало совсем невмоготу. И вдруг впереди что-то засияло знакомым тёплым светом. Сквозь прореху в тяжёлых тучах пробился луч солнца и озарил плетень, делянку с рожью и ветхую хижину. В лесной глуши кто-то устроил целое хозяйство.

Агидаль и Тим переглянулись; на лицах путников мелькнул проблеск улыбки. Твёрдым шагом двинулись они к неожиданному домишке. Они быстро нашли в покосившемся плетне приотворённую дощатую калитку, прошли на двор, скинули у крыльца тяжёлую поклажу и ступили на скрипучую веранду под навесом. Там путники бухнулись на скамью, грубо-вытесанную из продольно-распиленного ствола сосны и, облегчённо вздохнув, постучали в дверь.

На стук не ответили.

– Хозяева! – громко позвал Гиди, подмигивая улыбающемуся Тиму.

Не дождавшись ответа, Гиди встал.

– Не заперто! – обрадовался он, невесть чему, дёрнув за кривую ручку шаткой двери.

– Ку-ку! – хитро заголосил посыльный, а потом, согнувшись, дабы влезть в маленький проход, исчез во тьме хижины.

Тим слышал, как шаги Агидаля оживляют пустой и холодный дом. Посыльный что-то говорил, кого-то звал, двигал какие-то вещи, а потом торопливо вернулся ко входу. Посмотрев на спутника, Тим увидел его безумный взгляд и широкую улыбку: в руках человек держал почти целый колоб. От большого, круглого, румяного хлеба, был аккуратно отрезан лишь маленький кусочек. Из-под румяной, золотой корки, похожей на само солнце, виднелась пористая мякоть. Колоб слегка зачерствел, но Тиму показалось, что от хлеба всё ещё исходит запах свежей выпечки.