Раздался звонкий женский смех: это молодая златокудрая Мари не сдержала чувств, слушая то ли Лиридию, то ли Рику. «Обо мне, небось, судачат», – пронеслось в голове Тима.
Он глянул на союзниц и поймал на себе их взгляды. Нахмурившись, он принялся осматривать имущество.
Самым ценным, что имелось у Тимбера, можно было считать Заверенный Посольский Свиток в трубчатом латунном футляре. Этот документ придавал всему предприятию некую важность, в чём Тим находил удовлетворение. Потом Тим долго думал над тем, переложить ли кипу собственных записей из личных вещей в сундучок с документами; они как раз поместились бы. Поразмыслив с минуту, нуониэль решил не торопиться в столь непростом деле. На глаза попались и заметки отца. Читать их новоиспечённый посол не горел желанием и поэтому положил обратно в сундук.
Раскрыв указания мастера Инрана, Тимбер пробежался глазами по тексту, не вникая в суть: написанное казалось чем-то сложным и важным. Взгляд зацепился лишь за подчёркнутый красными чернилами текст на втором листе. Здесь Инран упоминал тот самый длинный ларец, называя его самоцветником. Особые указания гласили, что открывать ларь воспрещается, а дарить содержимое следует только в случае крайней необходимости.
Тимбер скинул кожаный покров с вещей и коснулся гладкой крышки драгоценного короба. Между разноцветными камешками, подогнанными друг к другу почти вплотную, изготовитель ларца вплёл витую золотую нить. Пальцы нуониэля скользнули на стеночку, где располагалась защёлка. И только он решился надавить на неё, как за его спиной вновь раздался женский смех. Фыркнув, Тим продолжил заниматься важными посольскими делами. И не зря, потому что в вещах он нашёл серебряную шкатульную картинку. Эта оказалась не под стать той кожаной, что они с Гиди видели в доме Аурии Хиёри, а серебряной как снаружи, так и внутри. Блестящая, покрытая прозрачным воском гравированная пластинка серебра внутри показывала долговязое существо, стоящее у подножия башни. Существо держало в руках нечто светящееся, а люди поодаль воздели руки, будто прося или принимая неясный дар. Шкатульные картинки ценились во всех краях. Чем древнее была такая вещица, и чем благороднее материалы, из которых её создали, тем дороже она считалась. «Что же в этом самоцветнике, если такая драгоценная вещь как серебряная шкатульная картинка оказалась менее значимой и не удостоилась особых пометок в указаниях мастера?» – подумал Тим. Но время удивляться только начиналось, ведь далее нуониэль обнаружил ещё несколько драгоценностей.
Самым незатейливым ему показалась бисерница с полупрозрачными камнями. Были тут пурпурные гиацинты и зеленоватые хризолиты, голубые аквамарины и жёлтые илаэры. Меньше всего Тимбер насчитал перламутровых опалов. Что-то неясное и тревожное угадывалось в их ускользающем, изменчивом цвете…
Не удивила юного посла и длинная нагрудная цепь, усыпанная листьями из золота. Такое украшение Тим посчитал скучным и бездушным. А вот два белых, ничем на вид не примечательных увесистых бруска, аккуратно завёрнутых в тонкую кожу, наоборот заставляли задуматься о многом. В списке вещей они значились не чем иным, как лунными камнями – осколками Гранёной Луны. Как они были получены? Откуда они у Школы? Каков в них прок? И главное – распространяют ли они какие-нибудь проклятья? Все эти вопросы не имели ответов и потому Тимбер решил, что лучше всего отложить эти «дары» подальше и не доставать, пока не потребуется. Гораздо приятнее оказалось прикоснуться к коробочке с семенами редкого цветка идэминеля – столь зыбкого, что у людей он считается невидимым. Нуониэли, чей взор привык к лесным видам, умели находить это растение, и часто продавали его людям, прося высокую цену. Идэминель обладал разными свойствами, в том числе и лечебными. Рос он, правда, лишь в диких условиях. Опытнейшие садоводы как из людей, так и среди нуониэлей, десятилетиями старались культивировать его на своих грядках, но тщетно. И всё же, в деревянной коробочке лежало десять настоящих семян идэминеля – красивый, но бесполезный подарок. Тимбер обнаружил и пять крошечных сосудов с соком этого цветка.