– Ты их видел, Сокрушителей?

– Однажды видел их корабль. Остался на планете дольше необходимого, хотел дождаться, когда начнется. Лучше бы я этого не делал. Стиратель начинает с орбиты. Уничтожает всё, что болтается в космосе рядом с планетой, если это оставили ее обитатели. Меня он тоже едва не распылил, пришлось уносить ноги. Тогда-то я и задумался…

– О чем?

Кин-Доран сделал последнюю затяжку, затушил окурок о ладонь, не оставив на ней ни следа, и ссыпал все это в карман пиджака.

– О том, что делать, если стиратель прилетит, а я еще буду на планете.

Сикверст какое-то время смотрела на собеседника, ожидая продолжения, но Наблюдатель уже думал о чем-то другом. Он вообще стал задумчив и необщителен с тех пор, как они покинули особняк в горах. Сикверст знала, что мыслительные процессы у Наблюдателей протекают на нескольких уровнях одновременно, и могут пересекаться, если того требует ситуация. Но сейчас казалось, что Кин-Доран сплёл все уровни воедино, скрутил их в тугую веревку и подвесил на нее неподъемный груз.

Наконец, сикверст решила нарушить тишину. Обстановка комнаты, где их заставили сидеть, ее мало интересовала. Всё в этом мире казалось ей зыбким и ветхим, всё было покрыто пылью и рассыпалось на глазах.

– Как давно ты уже наблюдаешь?

– Очень давно, – вздохнул Кин-Доран. – Миллионы лет. Тысячи цивилизаций.

– Получается, ты старше любого из нас, и даже Сокрушителей.

– Получается так.

– Тогда ты должен помнить, что делали с мирами, которые сейчас уничтожает Сокрушитель.

– А их и раньше уничтожали, – задумчиво произнес Кин-Доран. – Просто не так гуманно.

Казалось, беседа наскучила ему, а ожидание гнетёт сильнее, чем в кабинетах предыдущих правителей. Но он все же продолжил говорить, понимая, как важно удержать сикверст при себе.

– Наблюдатель получал сигнал от Аналитика, и в течение нескольких веков производил микроскопические вмешательства, которые приводили к самоуничтожению цивилизации. Они просто истребляли друг друга. Надо было только подтолкнуть и замести следы, когда все закончено. Вот так, – он щелкнул пальцами и невесело улыбнулся.

Сикверст догадывалась, что это не было «вот так», что это было чертовски сложно. Какой же тонкий и точный должен быть хирургический инструмент, чтобы можно было произвести микроизменения, приводящие к краху цивилизации! И этот инструмент – ядро Наблюдателя, в котором до самой смерти хранится вся его суть, неизменная, нетронутая, за непроницаемой оболочкой, защищающей от любых внешних воздействий.

А любых ли?

Сикверст снова взглянула на Кин-Дорана. Сумел ли он сохранить себя или за такой долгий срок оболочка его ядра обветшала, начала трескаться и осыпаться, как этот крошащийся камень, из которого построили здание, или картины на стенах? И если так, то в ядре начали смешиваться ключевые признаки тех цивилизаций, в чьей среде оказывался Наблюдатель. Это как если бы в сосуд с кристально чистой жидкостью начать вливать краски – безусловно красивые поодиночке, но превращающиеся в темную жижу при смешении. И если ее догадка верна, может ли она доверять Кин-Дорану?

А у меня есть выбор?

Дверь распахнулась и в комнату вошел неприятный человек с цепким взглядом, мнящий себя средоточием всего сущего в этой вселенной. Он не был правителем планеты, не был даже президентом – обычный муравей, которому хватило хитрости и изворотливости, чтобы забраться выше других. Если захочет, сикверст раздавит его мгновенно, одним легким движением. Вот насколько мал этот человек. Совсем скоро его сотрут в пыль, и не останется даже воспоминания ни о нем, ни о его хозяевах.