Не отрывая ног от пола, я плавно переместился на шажок правее.

Советник по-прежнему взирал на меня, и ни одна мышца не шевельнулась на его бледном лице. Нет, он не собирался метать в меня кованый клинок, или бросаться с ним врукопашную. Сделать это ему было невозможно по одной простой причине – нож, который он обхватил неестественно подвернутой левой рукой, торчал из его груди, под сердцем. В круге бурого пятна на белоснежной сорочке.

Смерть витала в атмосфере спальни, исходя от этого ножа.

Удивление – вещь поистине многогранная. И многое в этом захватывающем процессе от слегка вздернутых бровей до полной оторопи идет от того, насколько неожиданным для вас явился предмет созерцания, радикально изменивший вашу мимику.

В моем же случае удивление было бы не совсем подходящим определением того, что я испытывал, глядя на нож в руке Советника. Этот нож, с отличным кованым лезвием и обкладками из черепашьего панциря на рукоятке, подарили мне мои сослуживцы, и не далее, как сегодня перед уходом я кромсал им апельсин. Но я не был настолько наивен, чтобы предположить, что Советник, не найдя в архиве моего прадеда секретных чертежей новейшего самолета, от горькой досады сам покончил с собой.

Шторы висели ровными складками, не далее десяти сантиметров от окна, укрыться там проблематично. Но острый запах опасности не отпускал меня. Со всей очевидность стало ясно, что решив проследить Советника, я как последний идиот купился на самый незамысловатый трюк, и был заманен в ловушку.

Туалет? Ванная?

В тишине, повисшей в номере, не возникло ни единого шороха.

Сипло прокашлявшись, я шаркающей походкой прошел к бару и взялся левой рукой за бутылку. Демонстративно звякая о бокал, я налил немного коньяку, отхлебнул малюсенький глоток, шумно выдохнул и поставил бокал.

Спустя мгновение я был уже у двери.

Просчитав в уме до трех, я пулей вылетел из спальни, рассчитывая приземлиться на пол с переворотом через спину.

Но приземлиться я не смог. И вылететь тоже не смог. Ибо врезался с маху во что-то, твердостью напоминающее фонарный столб. На мою голову обрушилась кувалда и я провалился в темноту.

* * *

Кто-то отчаянно теребит мое тело, толчки отдаются в висках невыносимой болью.

Я хочу воспротивиться этому, но конечности отказываются мне подчиняться, а чьи-то наглые похотливые щупальца настойчиво копошатся в карманах, ползают по телу, ощупывая каждый бугорок и каждую впадинку. И тут еще эта назойливая трель… Что это, звонок в дверь? …

Откуда-то издалека, будто через два матраца с четырьмя подушками, до меня донеслись голоса.

Говорили почему-то шепотом:

– Какой официант?! Что он хочет?!

– Говорит, принес ужин из ресторана – этот заказывал!

– Проклятье! Посади его в кресло.… Бокал!!! …Дайте ему в руку бокал!

Меня рывком подняли и бросили в мягкое кресло, словно мешок с тряпьем. Кто-то схватил меня за руку, и в ладонь тут же скользнуло прохладой округлое стекло бокала.

Сознание вернулось ко мне почти полностью, чего нельзя было сказать о теле. Оно было чужим и непослушным. Невыносимо болела голова, она просто разрывалась на части. И что это за нездоровая тяга появилась у людей? Где бы я ни появился, меня всюду норовят ударить именно по голове.

Торопливые шаги к двери:

– Минутку! Уже открываю…

Щелчок задвижки.

– Что такое?! Вы с ума…

Невнятный шум и шорох у двери, и тотчас один за другим несколько тихих хлопков, словно откупоривали бутылки с пивом. Раздался сдавленный стон, и кто-то повалился на мои ноги.

Дружный топот по номеру, кто-то остановились рядом.

– Жив?

И тут же голос из спальни:

– Сюда, скорее!!!