Возбужденный Бокий остановился у окна. Мысли громоздились друг на друга, страша и пугая своей откровенностью. А за окном студеный ветер трепал кумачовое полотнище у дома напротив, да гонял по заснеженной мостовой обрывки сегодняшних газет с опубликованными списками казненных накануне за укрывательство ценностей священнослужителей Сергиево-Посадской лавры.

Белая стужа и огромные белые буквы на треплющемся в вьюги красном кумаче:

«Вся власть Советам!»

Стужа, репрессии, голод и разруха – адекватна ли цена этой власти? От всего этого на душе стало холодно и неуютно. Может поэтому Глеб Иванович так вздрогнул, когда подошедший сзади Барченко спросил:

– А почему Вы так и не поинтересовались главным – зачем Страннику было искать встречи со мной?

Бокий резко провернулся на каблуках и испытующе долго глядел на Барченко:

– Так зачем же?

Глава 6

Франция, Париж. Суббота, 20 июля 2002 года.

Он сидел на открытой террасе кафе ко мне спиной и не спеша потягивал вино.

Посетителей было немало, и риска быть обнаруженным за столь непристойным занятием как слежка, практически не было.

Город соблазнов жил своей жизнью, вытесняя из сознания думы о каких-то гнусных типах. Изумительные запахи свежемолотого кофе и только вынутых из печи круассанов, заполонили все улицы Парижа, а над этим благоуханием густой истомой висел тончайший аромат цветущих лип. Полагая, что немного коньяка совсем не убавит у меня прыти, я заказал рюмку «Мартеля», и разложил перед собой карту города.

О том, что Советник должен был стать объектом моего пристального внимания, я узнал сегодня утром, когда вдруг ожил телефон Попова, секретаря посольства, и мне было передано поручение от майора Лаврова. Поэтому я отложил просмотр архива на вечер. Коробку с семейным архивом я оставил на прикроватном столике, а вот пакет с письмом прадеда и увесистый кожаный мешочек на витом шнуре я надежно припрятал в одном укромном месте.

Надо сказать, что Советник разочаровал меня. В моем представлении государев человек такого ранга рисовался эдаким господином с одухотворенной внешностью, исполненной благородством и печатью немалого интеллекта. Советник же, своей внешностью способен был разрушить устои самого завзятого государственника. Ибо был невысок ростом и обладал несимметричным к низу телосложением, а что касается печати интеллекта, то его бегающие глазки при удивительно вороватой наружности и на этом пункте не оставляли камня на камне.

Краем глаза поглядывая на этого прощелыгу, я с грустью думал по поводу того драгоценного времени, которое я бессмысленно трачу на него. Потому что, впервые взглянув на него, уже можно было сделать однозначный вывод – никакие меры предосторожности не уберегут капиталы работодателя и его секреты от этого субъекта сомнительной наружности.

А я в выходной день сокращал личные часы пребывания в Париже для того, чтобы подтвердить очевидное. Но, в отличие от него, я всегда добросовестно подхожу к тому, что непременно должен исполнить.

Пока Советник наслаждался вином, я внимательно просматривал карту и фиксировал в памяти расположение улочек и переулков этой части города. К тому времени я благополучно просмаковал уже вторую рюмку благородного «Мартеля» и ненароком стал подумывать о чашке кофе, как вдруг у Советника зазвонил телефон. Он развернулся ко мне в профиль и прижал трубку к уху.

Я не был мистиком, но в его позе было что-то такое, что в моей голове почему-то разом зареяли яркие флаги морской сигнальной азбуки и я немедля подал знак гарсону.

Рассчитавшись, я скользнул следом за компанией молодых людей, переходящих на противоположную сторону. Среди их искрящегося беззаботного веселья мне нетрудно было принять такой же облик праздного человека.